Ловкость лап

— Хочу увидеть фотографии, — сказала я, ткнув ложкой в сторону Мэгги.

— Их нет, — она пригвоздила последний пельмень: — Когда мама переехала, я сожгла их все до единой.

— Не может быть!

— Косматые волосы и штаны–парашюты, уничтожены.

— Мне нужно заехать в клинику, — сказала Рома, после того как мы убрали со стола и я отклонила её предложение помочь с посудой. — Тебя подвезти? — спросила она Мэгги.

— Ага. Гулять как–то не очень хочется.

Геркулес и Оуэн явились сказать «до свидания».

— Позвони, если что–нибудь узнаешь, — я обняла Мэгги на прощание.

— Ты тоже.

Когда дверь закрылась, Оуэн издал низкий звук, подозрительно похожий на вздох.

— Это уже чересчур, Оуэн, — сказала я, возвращаясь в гостиную.

Дом казался таким тихим без Мэгги и Ромы. Тут я вспомнила о Руби в тюремной камере. Я подняла подушку, которую Мэгги бросила в Рому, и водрузила обратно на диван, потом села в кресло и подтянула поближе телефон. Пока я набирала номер, у моих ног появился Геркулес.

— Залезай, — похлопала я себя по коленям. Он запрыгнул и устроился поудобнее.

Мой брат Итан ответил после четвёртого гудка:

— Привет. Мама так и сказала, что это ты.

Кажется, наша мать всегда знала, когда звонит кто–то из нас. Итан мог быть в пути, в сотнях миль от дома, но зазвонит телефон, и мама скажет: «Возьми трубку, Кэти, это твой брат». И я услышу: «Это звонок за счёт вызываемого абонента из…»

— Ну, значит, ты ещё не сбежала с каким–нибудь йети, — сказал Итан, и я представила себе его улыбку.

— Нет, — оскорблённо ответила я, — мы только начали встречаться.

Он засмеялся, и у меня перехватило дыхание от тоски по дому.

— Ну, и что у вас там происходит?

— Зимний фестиваль.

— Это что, какие–то языческие обряды, когда все встают в круг и просят богов зимы не посылать больше снега?

— Вообще–то мы просим вывалить его весь на Бостон, — возразила я.

Это вызвало новый взрыв смеха. Я рассказала Итану про горку для санок, про свою хоккейную победу и первое катание на коньках.

— А фоток нет? Или видео с мобильника? — поинтересовался он. — Деньги у меня есть.

— Забудь. Увидишь, как я катаюсь, только если сам приедешь посмотреть.

— Приглашаешь?

— В любое время, братик. А весной мы устраиваем большой праздник в библиотеке.

— Может и приеду. Когда разберусь с делами. Я без тебя скучаю, командовать некому.

Меня снова накрыла волна тоски по дому, но я взяла себя в руки. Мы с Итаном поговорили о его группе — «Пылающие песчанки», большую часть времени проводившей в дороге, и о его личной жизни, которая всегда была гораздо более запутанной и интересной, чем у любого из моих знакомых.

Наконец, Итан сказал:

— Я лучше дам трубку маме. Она тут, рядом, нависает надо мной.

— Веди себя хорошо, — попрощалась я с ним. — Люблю тебя.

— И я тебя, — ответил он, отдавая телефон маме.

— Я не нависала, — первое, что она сказала в трубку.

— Как скажешь.

— Я подслушивала, — продолжила она.

— А в чем разница?

— В положении верхней части тела, конечно.

Не знаю, шутила она или нет — с мамой это не всегда можно понять.

— Как ты, Кузнечик?

— Отлично.

— Расскажи про фестиваль.

Мама читала в интернете газету Мейвилл–Хайтса и имела общее представление о том, что у нас происходит. Я рассказала ей всё про зимний праздник, включая и мои успехи на катке. Она рассмеялась:

— Так вот чем тебя поддразнивал Итан.

— Ну да, — согласилась я. — Хорошо, что фоток нет, а то я его знаю, могла бы стать звездой интернета.

— А фотографий с инсталляции Мэгги? — спросила мама. — Мне бы очень хотелось посмотреть.

— Думаю, она будет не против, если я сделаю несколько штук и пришлю тебе.

— Спасибо, милая.

Мы поболтали ещё пару минут. Мама с папой ставили «Короля Лира» в своей актёрской школе. Папа играл старого короля, а мама режиссировала. Пока они мило общались, но я знала, что до премьеры ещё будут фейерверки. Так всегда было, поэтому они и женаты дважды. Они без ума друг от друга, но при этом сводят с ума себя и всех вокруг.

Я подумала, не рассказать ли маме о Руби и позволить ей утешить меня, но не стала. Не нужно ей волноваться из–за того, что я снова впуталась в преступление.

Наконец я попрощалась и поставила телефон обратно на стол. Геркулес поднял голову и посмотрел на меня. Что бы я ни делала, я не могла не думать о Руби. Я не могла выкинуть это из головы.

Я вспомнила слова Мэгги — Руби не убила бы даже мышку в своей квартире. Она не убивала Агату. Ни умышленно, ни случайно. И не важно, какие у Маркуса улики. Руби не такая. Если бы я не нашла у себя за отворотом тот кусочек стекла, была бы Руби сейчас в тюрьме? Я не могла избавиться от ощущения ответственности за это.

Могла ли я найти слова и убедить Маркуса, что он ошибся? Нет. Он верит в улики, а не в чувства. Я могу только доказать, что Руби невиновна.

— Ты знаешь, что Руби не убивала Агату, — сказала я, заглянув в зелёные кошачьи глаза. — И как же нам выяснить, кто убил?

15

Не успела я встать, как зазвонил телефон, и мы оба подскочили. Герк балансировал на моих коленях, как канатоходец в бурю, и едва не свалился. Придержав кота одной рукой, второй я взяла телефон. Ребекка.