Ловкость рук

— На ней ярлычок. Написано «Радость Энджи». Кажется, с краю, на самой верхней полке.

Левин поднялся.

— Так вы дайте мне знать, что нашли, ладно? — сказал Ларри.

— Я против того, чтоб ни в чем не повинный человек просидел в камере хотя бы одну лишнюю секунду. Если сможем установить, в какое именно время показывали по ТВ это шоу, и что там находились вы, — выйдете на свободу.

Ларри сразу вскочил, как только охранник сказал, что его хочет видеть адвокат. Было четыре часа дня, и Хофман обрадовался, что Левин вернулся так быстро. Когда охранник отворил дверь, Ларри так и ворвался в комнату. И резко остановился, а дверь за ним захлопнулась с металлическим лязгом.

— Кто вы? — спросил он костлявого молодого человека в плохо пошитом коричневом костюме. Тот нервно заулыбался. Коротко подстриженные каштановые волосы, очки в толстой роговой оправе. Ларри заметил на обтрепанных манжетах дешевой белой рубашки пятна от кофе.

— Я Марти Лонг, назначен судом вашим адвокатом. Понимаю, мне следовало бы прийти пораньше, но день выдался просто сумасшедший, — заметил с нервным смешком юнец. — Сперва застрял в кабинете судьи Лурда. Потом уже собирался идти к вам, но тут вызвали в контору, возникло какое-то срочное дело. Ну, как бы там ни было, теперь я здесь. Так что давайте сразу перейдем к делу.

— Нет, погодите, так не пойдет, черт возьми! Где Левин?

— Кто? — спросил Лонг, разглядывая бумаги, вытащенные из потрепанного портфеля.

— Мой адвокат. Ной Левин. Парень, который был здесь утром. Он все знает о моем деле. Сказал, что назначен судом.

Лонг смотрел растерянно.

— Но у нас в коллегии защитников нет никакого Ноя Левина. Наверняка опять чего-то напутали. — Он усмехнулся. - Такое случается сплошь и рядом. Надо бы проверить, не работают ли по этому делу сразу два адвоката. Вообще-то хорошо, если у вас уже есть другой. Потому как у меня работы просто по горло, прямо не знаю, как все успеть. А тут такое серьезное дело. Ведь вас обвиняют в убийстве, верно?

Ларри смотрел на него, разинув рот. Ну и жаба, подумал он. Слава богу, что по его делу уже начал работать Левин.

Том Фаррел помог своей дочери забраться на переднее сиденье взятой напрокат машины. Он немного сдвинул сиденье назад, откинул спинку, в надежде, что так Энджи будет удобней поспать по дороге к аэропорту. В пять часов они должны вылететь домой, в Небраску.

Убедившись, что дочери удобно, Фаррел наклонился и пристегнул ее ремнем безопасности. Он избегал смотреть на лицо Энджи. Всякий раз при виде этих шрамов, сломанного носа, синяков и ссадин ему хотелось плакать. Он так ее любил, что мысль о том, что, возможно, именно из-за него она тогда убежала, просто разбивала ему сердце. Хотя пастор уверял, что детство Энджи разрушили наркотики, сам он считал виноватым себя. Это из-за него она начала принимать дурь, потому что он бесконечно давил на нее, добивался и требовал во всем совершенства. Те несколько месяцев, когда она пропадала неизвестно где, были для Тома и его жены настоящим адом. И он поклялся, что ни за что и никогда больше ее не потеряет.

Застегнув на Энджи ремень безопасности, Фаррел выпрямился на сиденье и включил мотор. Машина тронулась с места. Он уже выезжал со стоянки перед больницей, когда Энджи вдруг произнесла:

— Папа… — таким тихим голоском, что он еле расслышал.

— Что, милая?

— Я… мне страшно жаль.

И Энджи заплакала, а сам Фаррел едва сдержал слезы.

— Не стоит извиняться, принцесса. Что было, то было, оно давно в прошлом. Мы начнем жизнь сначала, о’кей? Знаю, отчасти то моя вина, и я постараюсь исправиться, обещаю.

Плотину прорвало, когда Энджи увидела снимок Ларри Хофмана на первой полосе газеты, которую принес ей в больницу отец, и прочла о том, что Ларри арестован за убийство. Она так рыдала, рассказывая об избиении и изнасиловании, что Фаррел едва разбирал слова.

Поначалу Фаррел хотел просто убить Ларри Хофмана в комнате для свиданий, но затем отказался от этой мысли. Его самого тогда засудили бы. Гораздо проще войти в доверие к этому Хофману. Тогда он представился ему адвокатом, назначенным судом, и имел все основания полагать, что эта грязная тварь, виновная в том, о чем в слезах поведала ему Энджи, печально закончит свои дни в тюрьме. Но план Фаррела изменился, как только Ларри рассказал ему о видеопленке, которая могла стать его алиби.

— Я так люблю тебя, и маму тоже, — сказала Энджи.

— Мы тоже любим тебя, детка. А теперь попробуй поспать. К вечеру уже будем дома. Мама встретит нас в аэропорту.

— Отвези меня домой поскорей, папочка. Не хочу здесь оставаться.

— Отвезу, милая. Только сделаю по дороге одну коротенькую остановку. Всего на секунду.