Ловля форели в Америке. Месть лужайки

Но мистера Хаймена все это не волновало. Уж до чего ему не было дела, так это до детей. Чтение, письмо, дети — все это в одном роде, думал мистер Хаймен и молол зерно, растил капусту и вылавливал пару-другую форелей, если они заплывали в ручей.

Лет тридцать подряд он выглядел на все девяносто, а затем обратил внимание на то, что помирать пора, да так и сделал. И лишь только он помер, как форель перестала заходить в Хаймен-Крик. Форели не стало смысла заходить в ручей, раз старикан помер.

Ступка и пестик свалились с полки и разбились.

Избушка сгнила.

Сорняк задавил капусту

Через двадцать лет после смерти мистера Хаймена несколько человек из общества рыболовов и охотников расселяли форель по окрестным ручьям.

— А чего бы сюда не запустить десяток? — сказал один из них.

— И верно, — подхватил другой

Они опорожнили бидон с молодью форели в ручей, но как только форель касалась воды, она поворачивалась кверху своим белым брюшком и, уже мертвая, плыла вниз по течению.

ФОРЕЛЬ, УМЕРШАЯ ОТ ПЬЯНСТВА

То, что я вам хочу рассказать, это — не отходы из выгребной ямы воображения.

Это — факт, это — реальность.

Одиннадцатидюймовая форель была убита. Душа ее отлетела навеки от вод земных, после того как форель хлебнула глоток портвейна.

Умирать так — это против всех форельих правил. Это противоестественно.

Для форели смерть от естественных причин — это когда рыбак сломает ей шейные позвонки или когда ее поразит грибок, нити которого ползут по ее телу, словно сахарные муравьи, пока вся форель не окажется похороненной в гибельной сахарнице.

Для форели естественно попасть в западню бочага, пересыхающего под конец лета, или очутиться в птичьем клюве или в звериных когтях.

И даже умереть от загрязнения воды, задохнуться, наглотавшись человеческих экскрементов, — это тоже естественно.

Бывают и такие форели, которые умирают от старости, и воды уносят их белые бороды в океан.

Все это в порядке вещей, но смерть от портвейна — это нечто иное.

Этого не прочтешь в «Трактате об уловлении рыб крюком», находящемся в «Своде Св. Олбанса» и написанном в 1496 г. Этого не прочтешь в книге «Маленькие хитрости меловых ручьев» Х. К. Хатклифф (1910). Этого не прочтешь в «Истине, которая удивительнее рыбалки» Беатрис Кук (1956). Не прочтешь и в «Северных мемуарах» Ричарда Фрэнка (1694). Не прочтешь в «Я иду рыбачить» У. С. Прайма (1873). Молчат на эту тему «Ловля форели и изготовление мух на форель» Джима Квика (1957). Нет ничего в «Некоторых наблюдениях за рыбами и плодами» Джона Тавернера (1600). Ни слова в «Реки не дремлют» Родерика Л. Хейга Брауна (1946). Не упоминается об этом в эссе «Пока рыба делает нам честь» Беатрис Кук (1949). Не отмечено в «Удильщике на муху с точки зрения форели» Кол. У. Хардинга (1931). Остается незамеченным в «Этюдах меловых ручьев» Чарльза Кингсли (1859). Не пишется в «Форельном безумии» Роберта Трейвера (1960).

Подобный факт не приводится в «Солнечном дне и сухой мухе» Дж. У. Дунна (1924). Обходится стороной в «Просто рыбалке» Рея Бергмана (1992). Заминается в «У створа» Эрнеста Г. Швибера, Мл. (1955). Не фиксируется в «Искусстве ловли форели на стремнинах» Х. К. Хатклиффа (1863). Его нет в «Старых мухах в новом обличье» К. Э. Уокера (1898). Без него обходится автор в «Весне рыболова» Родерика Л. Хейга Брауна (1951). Отсутствует он в «Решительном удильщике и ручьевой форели» Чарльза Бредфорда (1916). Не найдешь его в «Женщины могут рыбачить» Чизи Фаррингтон (1951). Не хватает этого факта в «Рассказах о Новой Зеландии — Рыбацком Эльдорадо» Зейны Грей (1926). Упущен он в «Путеводителе удильщика на муху» Г. К. Бейнбриджа (1816).

Нигде не упоминается о смерти форели от глотка портвейна.

Описание Главного Палача:

Мы пробудились ни свет ни заря, когда снаружи было еще темно. Со смутной улыбкой на лице он зашел в кухню, где мы поглощали завтрак.

Жареная картошка, крутые яйца и кофе.

— Эй, старая блядь! — сказал он. — Кинь-ка мне соль!

Снасти были уже в машине, так что оставалось только сесть и поехать. С первыми лучами зари мы выбрались на дорогу, ведущую в горы, и отправились навстречу заре.

Свет, струившийся из-за деревьев, был как вход в вечный и полный чудес универмаг.

— Вчерашняя девчонка была недурна, — оказал он.

— Ага, — сказал я. — И ты не сплоховал.

— Если зверь бежит на ловца…

Оул-Снайф-Крик был маленьким ручейком, всего несколько миль длиной, но в нем была неплохая форель. Мы выбрались из автомобиля и прошли четверть мили вниз под горку к ручью. Я начал расставлять свои снасти. Он достал пинту портвейна из кармана куртки и сказал:

— Может быть…

— Нет, спасибо, — ответил я.

Он хорошенько хлебнул, затем повел головой из стороны в сторону и сказал:

— Знаешь, что мне напоминает этот ручей?

— Нет, — сказал я, навязывая желто-серую муху на лидер.

— Он напоминает мне влагалище Эванджелины9, неотступную мечту моего детства и движущую силу юности.

— Недурно сказано, — ответил я.

— Лонгфелло был Генри Миллером моего детства, — добавил он.

— Забавно, — сказал я.