Каждый раз, когда на торги выставлялась коробка старых игрушек, дети всю душу выматывали родителям, пока те не начинали грозить ремнем, если дети не заткнутся: "Кончай меня дергать, или неделю сидеть не сможешь".
Коровы и овцы, лошади и кролики дожидаются новых владельцев, а какой-нибудь фермер, сморкаясь, мрачно разглядывает каких-нибудь цыплят.
В дождливый зимний день было отлично, потому что над аукционом была жестяная крыша, и под ней возникало ощущение чудесной влажной близости ко всему, что находилось внутри.
В старинном ящике из пыльного стекла и длинных желтых реек, похожих на усы первопроходца, лежали коробки черствых шоколадных батончиков. Пятьдесят центов за коробку — они и впрямь были очень черствые, но по какой-то детской причине я любил их грызть и всегда старался раздобыть четвертачок или найти того, кто вошел бы со мной в долю на всю коробку, и дюжину черствых конфет я получил лишь в 1947 году.
Броневик
Я жил в комнате, где имелись кровать и телефон. И всё. Однажды утром я лежал на кровати, и телефон зазвонил. Шторы были задернуты, снаружи шел дождь. Еще стояла темень.
— Алло? — сказал я.
— Кто изобрел револьвер? — спросил мужской голос.
Не успел я положить трубку, как мой собственный голос выскочил из меня, как анархист, и произнес:
— Сэмюэл Кольт.[39]
— Вы только что выиграли корд дров,[40] — сказал мужчина.
— Вы кто? — спросил я.
— Это викторина, — ответил он. — И вы только что выиграли корд дров.
— У меня нет печки, — сказал я. — Я снимаю комнату. Здесь нет отопления.
— А нужно ли вам что-нибудь еще, кроме корда дров? — спросил он.
— Ага. Авторучка.
— Хорошо, мы вас вышлем. Диктуйте адрес.
Я дал ему адрес, а потом спросил, кто финансирует викторину.
— Это не важно, — ответил он. — Авторучка будет у вас в почтовом ящике завтра утром. А, да, вот еще что — какой цвет вы предпочитаете? Чуть не забыл.
— Синий будет в самый раз.
— Синие у нас кончились. Может, какой-нибудь другой? Зеленый? У нас много зеленых авторучек.
— Ладно, тогда зеленую.
— Она будет у вас в почтовом ящике завтра утром, — сказал он.
Не было. Она так никогда и не пришла.
Единственное, что я выиграл в жизни и действительно получил приз, — это броневик. Когда я был маленьким, я доставлял газеты по маршруту, который тянулся на много-много миль по самой крутой и ухабистой части города.
Приходилось скатываться на велике с горки, по обеим сторонам дороги тянулись травяные поля, а в конце — старый сливовый сад. Часть деревьев срубили и построили четыре новых дома.
Перед одним стоял бронеавтомобиль. Городишко у нас был маленький, и водитель каждый день после работы забирал его с собой. И оставлял на ночь перед домом.
Я проезжал мимо, еще не было шести, и в домах все спали. Если в такую рань было светло, я видел бронеавтомобиль примерно за четверть мили.
Мне броневик нравился. Я слезал с велосипеда, подходил к нему, рассматривал, постукивал по тяжелому металлу, заглядывал в пуленепробиваемые окна, пинал покрышки.
Поскольку утром все спали, а я там был один, то через некоторое время я его присвоил и обращался с ним соответственно.
Однажды утром я влез в бронеавтомобиль и развез на нем остаток газет. Странное это было зрелище: мальчишка развозит газеты на броневике.
Мне понравилось, и я стал проделывать это регулярно.
— Смотрите, пацан на броневике развозит газеты, — говорили ранние пташки. — Да, у него не все дома.
А больше я никогда ничего не выигрывал.
Литературная жизнь в Калифорнии/1964
Вчера вечером я сидел в баре и беседовал с другом, который время от времени оборачивался от стойки и глядел на свою жену. Они не жили вместе уже два года: безнадега.
Она активно подбивала клинья к какому-то мужику. На взгляд со стороны, им было очень весело.
Друг развернулся ко мне и спросил о двух книжках моих стихов. Я не особо известный поэт, но иногда мне задают такие вопросы.
Он сказал, что раньше у него эти книжки были, а теперь нет. Куда-то задевались. Я сказал, что одна из них больше не переиздавалась, а другая спокойно продается в "Сити Лайтс".[41]
Он снова покосился на жену. Она смеялась какой-то шутке своего спутника, который выглядел очень довольным собой, ну и так далее.
— Мне надо кое в чем признаться, — сказал мой друг. — Помнишь, как-то раз я пришел вечером с работы, а вы с моей благоверной сидели на кухне и уговаривали бутылку сладкого вермута?
Я помнил этот вечер, хотя ничего тогда не произошло. Мы просто сидели на кухне, слушали пластинки и пили сладкий вермут. Может, таких, как мы, были тысячи по всей Америке.
— Так вот, когда ты ушел, я достал из шкафа эти две книжки, порвал в клочки и рассыпал по полу. Вся королевская конница, вся королевская рать не могли бы эти две книжки собрать.
— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — сказал я.
— Чего? — спросил он.
Он был немного навеселе. На стойке перед ним стояли три пустых пивных бутылки с тщательно соскобленными этикетками.