Ловля ветра

Здесь все по-другому. И ноги устали,
И наши винтовки тяжелыми стали,
И шага не слышно в лесной темноте.
Не Сьерра-Маэстра… И годы не те…

Но если немеют,

Но если слабеют
И даже винтовки коснуться не смеют,
И если при жизни уже бронзовеют,
Так, может быть, лучше Боливия?

Друзья далеко — им сюда не добраться.

А здесь нет подмоги — молчат и таятся…
Кругом обложили, долины утюжат,
И рейнджеры, словно стервятники, кружат.

Но если ты знаешь,

Что годы теряешь,
Что другу не друг ты уже, а мешаешь,
И если нет дела, а только болтаешь,
Так, может быть, лучше Боливия?

Наверно, когда я истлею в могиле,

Меня не поймут в этом вспененном мире.
Рецептов есть много, как людям помочь.
А мой — лишь винтовка и душная ночь.

Но пусть осуждают,

Пускай отлучают,
Пусть дети меня лишь со снимков узнают.
Быть может, поймут. Ведь порой понимают,
Что все-таки лучше — Боливия!

1977

Исход

1.

Идем сквозь пустыни, идем сквозь дожди.
Ведут нас куда-то седые вожди.

Веленьем пророков, ушедших в века,

Идем мы к далеким чужим берегам,

Где нет ни страданий, ни горьких забот,

Где счастье и воля добравшихся ждет.

Суровы законы на нашем пути:

Ждет смерть тех, кто с нами не хочет идти.

Хоралы надежды нам трубы поют,

Но только сомнения в сердце живут:

Сквозь годы и грозы пришлось нам пройти,

Да землю пророков никак не найти.

Но слышим кругом: сомневаться не смей!

Надейся на опыт и мудрость вождей!

И крепче вбиваем мы в землю свой шаг,

И эхо летит, отдаваясь в веках.

2.

Вождей схоронили. Пророки молчат.
От факелов наших остался лишь чад.

Разведка вернулась. Узнали — беда:

Дорога — по кругу — ведет в никуда.

От мыслей трещит черепов скорлупа.

Колонна распалась, осталась толпа.

Шумит средь пустыни разбитая рать,

Кого-то уже волокут линчевать.

А те, кто трусливей, и те, кто слабей,

Срывают с флагштоков знамена вождей.

Вождь новый велел от большого ума:

«Копайте колодцы и стройте дома!»

Дома из песка и вода из песка…

На мертвой земле не взрастить колоска…

Стервятники кружат и ночью, и днем.

Последнюю воду вождю отдаем.

Забвением дышит могил глубина.

Чужие грехи искупаем сполна…

И только надежда в миг смертный живет,

Что нашей дорогой никто не идет.

1977–1988

Верлибры-минор

1.

Меня опять обвинили
в неосторожности моих стихов,
в игре с огнем
и прочих смертных грехах.
Мне хотелось ответить,
как привык —
громкой одой
или чем-нибудь подобным.
Но потом я понял,
что тех, кто не желает быть убежденным —
не убедишь,
и каждому
воздастся по вере его.
И я отмолчался.

2.