Каких именно дел полно у соседа, это был отдельный вопрос. Когда Труп услышал, как легко Тим переходит с русского на литовский и наоборот, его осенило: чувак – синхронный переводчик, возможно, в какой-то важной организации типа ООН, тогда понятно, почему он то постоянно куда-нибудь уезжает, то неделями безвылазно дома сидит. Но спрашивать, как всегда, не стал, потому что – ну, сказка, принцесса, чудовище, иррациональное чувство, табу.
И вдруг появляются эти двое, с таким же хорошим немецким, с таким же почти незаметным акцентом, – мечтательно думал Труп. – А может, они шпионы? Нет, правда. Не всё же в мире решают хакеры, должны были остаться нормальные человеческие шпионы с пистолетами и коктейлями, в шикарных авто; кстати, блондинка – натурально подружка Бонда, приехала обольстить Веригу и похитить для подпольного Диснейленда злодеев надувной госпиталь, купленный им для Литвы[13].
На этом месте Труп рассмеялся вслух. Было бы здорово! И чтобы перестрелки с погонями прямо у нас во дворе. А то всех приключений в последнее время – высматривать за каждым углом машину полиции, чтобы вовремя шарф натянуть до бровей, типа я не опасен для общества, дяденьки, не надо меня штрафовать за прогулку по улице без намордника; впрочем, дома с этим гораздо хуже, – думал Труп, ощущая, как стремительно портится настроение, – вовремя я оттуда удрал.
Чтобы исправить резко упавшее настроение, снова стал думать о странном соседе и его гостях. Круто, если они шпионы. Причём всё равно, откуда, за и против кого. Все государства в мире примерно одинаковое фуфло. Важно не это, а перестрелки с сухим мартини и Астон Мартин за дровяными сараями. Но всё равно интересно, на каком языке они между собой разговаривают, когда их никто не слышит? Вот это вопрос!
Даже жалко, что у Трупа нет ни малейшего шанса подслушать, как сосед и его гости болтают на разных языках вперемешку. Вот бы он охренел! Наде нравится говорить по-английски, Самуилу по-русски, Тим отвечает им на литовском, который больше никто из присутствующих не учил, и тут же получает от Нади по башке икейской акулой за такие понты. Так (но обычно всё же без драк игрушечными акулами) и разговаривают друг с другом Ловцы, знающие пару десятков самых распространённых языков своей рабочей цивилизации и ещё несколько каких-нибудь экзотических – по необходимости, или для души.
Когда Ловцы собираются вместе, каждый говорит на том языке, который ему по каким-то причинам нравится больше прочих, или просто удобен вот прямо сейчас, а остальным всё понятно, если язык не редкий, вроде литовского, и они не желторотые новички. Под новичка-то все, конечно, подстроятся, выберут самый простой для него язык. Помнят, как сами когда-то, ещё не привыкнув мгновенно перестраиваться, страдали от вавилонского щебета старших, и как те, спохватившись, повторяли сказанное – медленно, почти по слогам. Ловцы вообще очень трепетно относятся к новичкам, учат их, опекают и берегут, иногда даже ловко подсовывают интересные книги, которые сами могли бы в издательство отнести, чтобы те поскорей привыкали к удаче и чтобы удача привыкла к ним. Короче, когда коллеги перестают с тобой церемониться, начинают шутить над промахами, уводить из-под носа добычу, задирать и дразнить, это повод открыть шампанское – есть что праздновать, ты крут, ты вырос, ты справился, тебя признали своим.
– Акулу пощади! – смеялся Тим, поверженный на ковёр. – Акула с тобой по-литовски не говорила. Она – невинный плюшевый зверь.
– По-моему, ей даже понравилось, – сказала Надя, воинственно размахивая акулой. – Она же хищник-убийца. Значит должна любить нападать.
– А с чего ты решил, будто мы упадём на пол и проспим всё на свете? – спросил Самуил.
– Да потому что сам устал, как собака, – признался Тим. – И это я ещё всю дорогу ехал как барин на заднем сидении, не рулил!
– Да ладно тебе, не придуривайся, – отмахнулся Самуил. И добавил на их общем родном языке: – Ты бодр и полон сил.
– Класс! Спасибо! – от избытка энергии Тим почти заорал.
– О себе же забочусь, – усмехнулся тот. – Мне нужно, чтобы ты немедленно сварил кофе, а потом показал нам город. Но вообще-то ты мог бы и сам.
– Так устал, что не смог бы наверное, – признался Тим. – Даже думать об этом было так трудно, что ну его совсем.
– Это потому, что ты машину не вёл, а всю дорогу куковал на пассажирском сидении, – сказала Надя. – От безделья и я больше всего устаю. Ты кофе вари давай! И показывай, где собираешься нас размещать.
– В спальне кровать, в кабинете кушетка, сами решайте, кому что больше нравится. Или жребий кидайте. Ещё наверное можно подраться, но вы же не будете, знаю я вас.
– А ты?
– А я буду спать в кухне.
– На этом диване? – ужаснулись оба. – Он же короткий! А ты – наоборот!
– Да он, вроде, раскладывается, – сказал Тим; впрочем, без особой уверенности. – Или нет? Ничего, я так рад, что вы ко мне в гости приехали, что вполне готов пострадать.