Ловцы троллейбусов

— Не ходите вы сюда, — сказала старушка. — Сейчас в городе отличный специалист появился. Тревогой исцеляет, Сделает укол — и уже не до болезни. Столько надо проблем решать, какие уж тут хворобы! — Но, видя мое сомнение, прибавила: — А к хирургу — третий этаж, налево.

С талончиком я поднялся на третий этаж. Пол здесь был застелен желтым, кое-где вздувшимся линолеумом. Призрачно мерцали лампы дневного освещения. На стульях и стоя маялись неряшливо одетые люди. Пахло карболкой.

— Вам выше, — подсказала одна из больных.

Я поднялся на следующий этаж, где услышал летнее жужжание бормашины и стоны. Заглянул в один из кабинетов.

Мужчина в белом халате с закатанными рукавами схватил меня, бросил в кресло. Вокруг в таких же креслах, откинувшись и выпучив глаза, сидели больные. Рты у них были широко открыты.

Я вырвался. Никто меня не преследовал. На лестничной площадке серьезного вида врач с черными баками и в белой шапочке сделал кистями рук движение, каким отгоняют кур от крыльца.

— Ниже, ниже.

Я спустился. Молодая женщина с фонендоскопом на шее устало покачала головой:

— Да нет, выше. И в правый конец.

В правом конце старушка со шваброй подтвердила:

— Выше.

Только узенькая лестница с измазанными мелом ступенями вела наверх. Взобравшись по ней, я очутился среди огнетушителей и огромных бидонов с олифой. Еще одна лестница, уже металлическая, упиралась прямо в люк на потолке. По-обезьяньи цепляясь за прутья здоровой рукой, я плечом надавил на люк, который со скрежетом отворился…

Передо мной расстилалась крыша.

Это была ровная заасфальтированная площадка (я еще подумал: не катками же ее ровняли?), кое-где треснувшая и по трещинам залитая глянцево блестевшим битумом. Площадка, обнесенная легкими металлическими перильцами. Посреди нее валялась… Я сразу увидел: отломанная ножка стула.

Я вспомнил компресс Нины Павловны, вспомнил ее синее, под цвет обивки кабинетной мебели, платье. «Вот что. Все между собой спязано», — подумал я.

Пошел и подобрал отломанную ножку.

Был тот удивительный момент гармонии, равновесия, когда угасающий день как бы замирает, прежде чем раствориться в вечерних сумерках. Перелом уже вполне ощутим. Прохлада смелеет, запахи деревьев вместе с матовой молодой темнотой разливаются в воздухе, но ветерок еще дышит теплом.

В белесоватом небе проступала истаявшая, как кусочек сахара, а в действительности еще не созревшая луна. Уже различима была сеть зеленоватых звезд. От неба веяло запахом свежевыстиранного белья.

Холодящая чистота окутывала меня. Стихал, успокаивался сумбур в мыслях. Взбудораженная кровь сбавляла скорость. «Все между собой связано», — вновь пронеслось в голове. Я понял: мне полезны прогулки по крышам.

Первая попытка

Разбудило меня, как всегда, шарканье тапочек. Я вскочил, позавтракал на скорую руку и помчался привычной дорогой — до службы, а там через двор и за угол — к двери красного кирпичного дома в четыре этажа.

Постоял, задрав голову, — антенны примостились на крыше, будто отдыхающие комарики, — и решительно направился к подъезду. Потянул тугую дверь на ржавой визгливой пружине. Шагнул в сырой полумрак подъезда. Тускло горела лампочка, освещая искрошенные ярусы ступеней.

Скрипучий лифт доставил меня на самый верх. Чердак был открыт.

Я ступил под своды гниловатых балок, с которых свисала паутина и сыпалась труха. Под ногами шуршал гравий. То и дело спотыкаясь, но стараясь не запачкать костюм, я побрел к брезжившему в отдалении оконцу — льющийся из него поток света рассекал роившуюся пылью черноту надвое.

На какое-то мгновение вертикальная балка скрыла мой ориентир, но тут же он возник совсем рядом.

Я пригнул голову и шагнул в неизвестность.

Солнце лучами ударило в глаза, я захлебнулся страхом высоты, близостью неба и свежим ветром, который мгновенно растрепал мне волосы, но тут же отстал, притих, давая возможность освоиться и осмотреться.

Суфлер загорал на брезентовой подстилке.

Громыхая ботинками по жести, разведя руки в стороны, словно канатоходец, я мелкими шажками двинулся к нему. Обеспокоенный шумом, он приподнял голову, быстро вскочил и начал втискивать босые ноги в ботинки.

Когда я приблизился, он стоял одетый и глядел на меня настороженно и выжидающе. На подбородке топорщилась рыжеватая щетина, лоб вертикально пересекала ровная полоска шрама.

— Чего я сделал-то?

Его белесые короткие ресницы хлопали часто-часто. Правую руку — от запястья до локтя — украшала затейливая татуировка: кинжал, который кольцами обвила змея.

— Я здесь, напротив, работаю, — решил объяснить я.

Он успокоился. Достал сигарету, опустился на корточки. Чиркнул спичкой и, сложив ладони створчатой ракушкой, прикурил, Голубое облачко табачного дыма мгновенно растворилось в воздухе.

Краем глаза я уловил на другом конце крыши движение. Из слухового оконца вылезал опоздавший напарник — высокий, худой, сутуловатый старик. Он с трудом распрямил спину, так же с трудом снова наклонился и вытянул из темного оконного проема сумку черного кожзаменителя.