Ловцы желаний

Я проклинал себя за то, что оставил его накануне наедине со своими мыслями. Ведь чувствовал же, что с Николаем что-то не так! Смерть Алфимова выбила меня, да и большинство знавших его людей, из колеи. Камеру конечно же решили немедленно замуровать (напуганный Копнов даже и не пытался возражать), но сначала я должен был кое-что сделать. Я твердо решил стать ее последним узником. Я просто обязан был разобраться, что явилось причиной произошедшего несчастья. А иначе совесть не дала бы мне спокойно жить. Посему решению моему не мог воспрепятствовать даже Копнов.

Через несколько дней, по возвращении с похорон, я, не теряя понапрасну времени, дал необходимые распоряжения оставшемуся вместо меня фельдшеру и отправился в добровольное заключение, в камеру, таящую в себе, как я думал, нечто темное.

Первый день прошел самым обычным образом, если не считать непривычного специфического ощущения от постоянного нахождения в замкнутом пространстве. Я пытался дремать, читать книги, на которые до этого все не хватало времени. Но мои мысли волей-неволей постоянно возвращались к гибели Алфимова. Как же так? Столько лет мы были закадычными друзьями, честно делали общее дело, шутили, не раз выручали друг друга, и вдруг все оборвалось в одно мгновение. Горько было сознавать, что ничего уже не поправить.

Ночью тоже все было вполне обыкновенно. Я хотя и долго ворочался на непривычном месте, но все-таки заснул и проспал до самого утра. Весь следующий день также протек самым ординарным образом. Мне удалось более или менее привести в порядок свои мысли, и я даже сумел сосредоточиться на чтении.

Когда начали сгущаться сумерки, я отложил книгу и решил лечь, чтобы перед сном немного поразмышлять. Через некоторое время я прикрыл глаза и уже было начал ощущать приближение дремы, как вдруг почувствовал, что в камере кто-то есть кроме меня. Я резко поднялся и сел на край кровати. У противоположной стены действительно кто-то стоял! Поначалу я подумал, что это зашел один из охранников, но, приглядевшись, понял, что не знаю этого человека. Мелькнувшая было мысль, что мне все это снится, тут же угасла под гнетом неоспоримой реальности происходящего.

У человека, стоявшего у стены, не было каких-то отличительных черт. Даже возраст его угадывался с трудом, хотя что-то подсказывало, что он довольно стар. Одежда его полностью соответствовала облику — какого-то блеклого серого цвета и довольно бесформенная.

— Медлес, — раздался голос у стены.

Голос его, в отличие от внешности, был необычным. Точнее, он совсем не был обычным. Трудно найти какое-то сопоставление, но мне он напомнил хриплый стон находящегося в агонии больного, но, как это ни парадоксально, звуки он произносил при этом четко и спокойно. Представить такое невозможно — надо слышать. Но слушать его — настоящая пытка.

— Что? — переспросил я, вздрогнув от неожиданности.

— Мое имя — Медлес, — отозвался гость.

— Очень приятно, Савичев Яков Михайлович, — представился в свою очередь я.

— Взаимно, — простонало у стены.

— Простите, но как вы сюда попали? — поинтересовался я, продолжая сохранять вежливый тон беседы.

— Это вы сюда попали, я же — всегда здесь, — ответил Медлес.

— Но почему я увидел вас только сейчас?

— Потому что пришло время истины, — произнес он.

— А позвольте узнать…

— Чем больше вы будете задавать вопросов, доктор Савичев, тем меньше узнаете, — прервал он меня. — Просто сидите и слушайте, готовьтесь к извлечению истины на свет, который вы, заблуждаясь, называете тьмой.

Я замолчал, и он начал говорить:

— Очень долго я создавал это место. По сути, я в свое время воздвиг целую крепость ради одной лишь камеры, в которой вам выпала честь в данный момент находиться. Каждый камень в ее стене достоин отдельного внимания — ведь я собирал их по всему миру. Каждый из этих камней — немой и вечный свидетель какой-то великой казни, свершившейся в свое время над кем-либо из смертных. Сколько здесь одних только булыжников с мостовых, над которыми воздвигали эшафот и окропляли их благородной кровью королевских особ. Если бы камни могли говорить, то потребовались бы многие годы заключения и этой камере, чтобы переслушать их всех. Собрав камни и выложив из них стены, что сейчас окружают вас, я покрыл их древними магическими рунами и заклинаниями, я проделал воистину колоссальную работу…

— Но для чего? — не выдержал я.

— Забудь про вопросы, смертный, и слушай, — продолжал Медлес. — Я уготовил ад на земле для тех, кто в своих деяниях пусть на миг, но ступил на дорогу зла. Лишь силы зла имеют право вершить зло на земле. Участь же смертных — противостоять злу по мере своих сил и не препятствовать добру. Нарушивших этот закон ждет неминуемая кара. Равновесие должно соблюдаться. Итак, вернув камере ее истинное предназначение, вы открыли тем самым новый цикл в ее истории. Последние три моих гостя уже познали каждый свою собственную истину. Среди них был ваш друг. Очень жаль, но и в нем была спрятана его крошечная истина, которую он утаивал от света. Впрочем, как и вы, Яков Михайлович…