Ловцы жемчуга

К сожалению, господин Бабелон не слышал его. Когда начало светать, он был уже недалеко от Джибути. Он стоял, опираясь на поручни корабля, и составлял в уме телеграмму, которую он пошлет своей фирме. Сначала он хотел сообщить лишь, что возвращается в Европу с денным товаром. Но в Джибути он, поразмыслив, сделал дополнение; он просил также выслать в Массауа заместителя, которому мог бы передать все дела, ибо сам хотел остаться в Европе.

Ожидая почтового парохода, идущего в Массауа, он остановился в гостинице и первым делом решил оценить жемчуг Али Саида, высыпав его на стол и пробуя составить из жемчужин ожерелье.

Там было сто восемнадцать жемчужин, они были разных размеров, но все совершенные, и казалось, сам аллах искал их в морских глубинах и вкладывал в руку ныряльщика так, чтобы ожерелье было воплощением великолепия; их можно разложить парами одинаковой величины, и величина жемчужин убывала от пары к паре, пока всю цепочку не замыкали две жемчужины, которые были меньше всех остальных. Но, к сожалению, в середине был разрыв. Не хватало одной жемчужины которая соединила бы обе нитки и закончила ожерелье. Какая жалость! Какая непоправимая жалость! Ведь эта жемчужина должна быть больше всех остальных, но кроме того, белой, совершенно круглой и блестящей. А господин Бабелон знал, что такой жемчужины нет во всем мире…

В это же время он получил письменное сообщение из Массауа о том, что Саффар-Эль-Сейф бежал из тюрьмы и направился на юг, за ним, господином Бабелоном. Это известие так испугало его, что на некоторое время он даже позабыл про свои жемчужины.

И когда на следующий день в Джибути остановилось судно, плывшее в Мукаллу, порт на южном берегу Аравии, т. е. в противоположную сторону от Массауа, он нисколько не колебался и еще через день, стоя на палубе, следил за стаями летающих рыб, проносящихся над бескрайними просторами Индийского океана.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Глава I

А Саффар действительно направился на юг, но совсем не за господином Бабелоном.

Крики, которые в течение двух дней доносились из душной камеры, где он был заперт, были последними криками Саффара-ребенка. И следующей ночью, когда из отверстия под крышей потянуло свежим воздухом, Саффар окончательно успокоился и стал обдумывать что-то…

На следующий день он распределил свой дневной рацион воды, и несмотря на то что в полуденные часы его ужасно мучила жажда, воды ему хватало до самого вечера. Он также решил, что днем он будет спать, а бодрствовать будет ночью, когда легче дышится и легче думается. Ему удалось и это. Сначала его мысли были заняты тем, как выбраться из этого жаркого пекла, и он придумывал десятки безумных проектов, при помощи которых мог бы очутиться на свободе. Он знал, что здесь про него просто-напросто позабыли, что никакого суда не будет и что он и так уже осужден.

Когда он ясно понял это, ему снова захотелось кричать, чтобы хоть криками выразить гнев и отчаяние, царившие в нем.

Но он справился с собой и отбросил все мысли, которые считал вредными и ненужными.

Он понял, что опутан невидимыми цепями, и поэтому перестал впустую отчаиваться, кричать и ждать от кого- то помощи. Он правильно решил, что самое главное — сохранить здоровье и силу, особенно душевную силу.

Потом он попробовал трезво оценить положение, в котором очутился. И как всякий человек, лишь недавно научившийся логически мыслить, он начал с самого начала.

А началом всех его размышлений был факт, что все происшедшее с ним в ту памятную ночь было следствием каких-то причин… Каких, же?

Сначала он нашел во всем лишь волю аллаха. Но, продолжая размышлять в ночной тишине о проявлениях воли аллаха, свидетелем которой ему довелось быть, он снова пришел к тому же выводу, о котором он уже пробовал намекнуть Гамиду: воля людей значила гораздо больше, чем воля аллаха.

Зачем двоим белым понадобилось потопить «Эль-Рих»?

Длинная цепь размышлений привела его к выводу, что они потопили его не для того, чтобы просто потопить корабль, не для того, чтобы уничтожить его экипаж, нет, им надо было уничтожить Азиза… Но зачем же им понадобилось делать это ценой еще пяти жизней?

Потому что он, Азиз, был наследник Али Саида.

И мысли его снова вернулись к тем жемчужинам, что были причиной смерти Ауссы и несчастья Раскаллы… Ауссу не хотели вести к врачу, чтобы не терять день лова; когда же в его руке нашли жемчужину, то немедленно возвратились в Джумеле. И Раскалле обрубили руку лишь для того, чтобы напомнить ловцам о наказании, которое ждет того, кто скроет жемчужину. И клятву они нарушали лишь для того, чтобы извлечь из жемчуга побольше денег. И во всем этом они находили волю аллаха. А если бы ловцы знали, что это не воля аллаха, а жадность и хищность тех, кто стоит над ними, начиная от серинджа и кончая самим Али Саидом?

Вот перед этим-то вопросом и остановился Эль-Сейф после трех ночей размышлений.