Ловушка

Хоби нажал своим крюком на кнопку интеркома на столе, потом наклонился вперед и вызвал секретаря. Он назвал его по имени, что было совершенно для него не характерно и случалось только в минуты сильного напряжения.

— Тони, нам нужно поговорить, — сказал он.

Тони покинул свой отделанный бронзой дубовый стол в приемной, обошел кофейный стол и сел на диван.

— На Гавайи летал Гарбер, — сказал он.

— Ты уверен? — спросил его Хоби.

Тони кивнул.

— «Америкой». Из Уайт-Плейнса в Чикаго, потом в Гонолулу, пятнадцатого апреля. Вернулся на следующий день, шестнадцатого апреля, тем же маршрутом. Заплатил «Америкой экспресс». Все в их компьютере.

— И что он там делал? — спросил скорее у самого себя Хоби.

— Мы не знаем, — пробормотал Тони. — Но можем догадаться, так ведь?

В офисе повисло угрожающее молчание. Тони наблюдал за здоровой половиной лица Хоби, ждал ответа.

— Я получил сигнал из Ханоя, — сказал Хоби, нарушив тишину.

— Господи, когда?

— Десять минут назад.

— Боже праведный, Ханой! — сказал Тони. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

— Тридцать лет, — проговорил Хоби. — И вот это случилось.

Тони встал и обошел стол сзади, раздвинул пальцами две полоски жалюзи, и внутрь ворвался яркий луч солнца.

— Значит, вам нужно немедленно уезжать. Прямо сейчас, потому что стало очень опасно.

Хоби ничего ему не ответил, молча сжимая свой крюк пальцами левой руки.

— Вы обещали, — напряженным голосом проговорил Тони. — Первый этап, второй… И вот все случилось. Оба этапа. Боже праведный!

— Им все равно потребуется некоторое время, — возразил Хоби. — Разве нет? В настоящий момент они ничего не знают.

Тони тряхнул головой.

— Гарбер был не дурак. Он что-то знал. Если он полетел на Гавайи, значит, у него имелась причина.

Хоби ухватился за крюк левой рукой и провел им по своему лицу, касаясь гладкой, холодной сталью грубых, уродливых шрамов. Иногда это помогало от зуда.

— А что Ричер? — спросил он. — Есть какие-нибудь новости?

Тони, прищурившись, выглянул сквозь щель в жалюзи на улицу, расположенную в восьмидесяти восьми этажах внизу.

— Я позвонил в Сент-Луис, — сказал он. — Ричер тоже служил в военной полиции, с Гарбером почти тринадцать лет. Такую же справку они выдали десять дней назад. Думаю, по запросу Костелло.

— Итак, зачем? — спросил Хоби. — Семья Гарбера платит Костелло, чтобы он нашел старого армейского дружка генерала. Зачем? С какой такой стати, черт подери?

— Понятия не имею, — ответил Тони. — Сейчас он бродяжничает. Там, где Костелло его нашел, он копал ямы для бассейнов.

Хоби едва заметно кивнул, продолжая думать.

— Военный полицейский, — пробормотал он себе под нос. — А теперь бродяга.

— Вам следует уехать, — повторил Тони.

— Мне не нравится военная полиция, — заявил Хоби.

— Я знаю, что вам она не нравится.

— Так что же здесь делает этот ублюдок, который очень некстати путается у нас под ногами?

— Вам следует уехать, — в третий раз сказал Тони.

Хоби кивнул.

— Я очень гибкий человек, — сказал он. — И ты это знаешь.

Тони вернул жалюзи на место, и в комнате стало совсем темно.

— Я не прошу вас проявлять гибкость. Я прошу следовать вашему собственному плану.

— Я изменил план. Я хочу получить Стоуна с потрохами.

Тони обошел стол и снова занял свое место на диване.

— Оставаться слишком рискованно. Мы получили оба сигнала. С Гавайев и из Вьетнама, боже праведный!

— Я знаю, поэтому я снова изменил план.

— Вернулись к первоначальному?

Хоби пожал плечами и покачал головой.

— Объединил оба плана. Можешь не сомневаться, мы отсюда уберемся, но только после того, как я приберу к рукам Стоуна.

Тони вздохнул и положил руки ладонями вверх на обивку.

— Шесть недель — это очень, очень много. Гарбер уже побывал на Гавайях, господи помилуй! Он был генералом, и не простым, а какой-то шишкой. И ясно, что он что-то знал, иначе зачем бы ему лететь на Гавайи?

Хоби слушал своего помощника и кивал. Его голова двигалась в тонком луче света, который запутался в жестких пучках волос.

— Да, согласен, он что-то знал. Но он заболел и умер. И все, что он знал, умерло вместе с ним. Иначе почему его дочь обратилась к бестолковому частному сыщику и безработному бродяге?

— И что вы хотите сказать?

Хоби опустил крюк под стол и обхватил подбородок здоровой рукой, прикрыв расставленными пальцами шрамы. Он подсознательно делал так всегда, когда хотел казаться мирным и совсем не опасным.

— Я не могу отказаться от дела Стоуна, — сказал он. — Ты же это понимаешь, верно? Он просто сидит у нас на пороге и умоляет, чтобы мы его слопали. Если я его брошу, я буду до конца жизни себя ругать. Это будет трусостью. Я согласен, сейчас самое мудрое — бежать, но пускаться в бега раньше, чем возникает необходимость, тоже трусость. А ты ведь знаешь, Тони, что я не трус.

— И что вы хотите сказать? — снова спросил Тони.

— Мы сделаем и то и другое, только в ускоренном темпе. Я с тобой согласен, шесть недель — это слишком долго. Нам нужно убраться отсюда раньше чем через шесть недель, однако мы не уедем без куска, который нам преподнесет Стоун, поэтому мы начнем прямо сейчас.

— Хорошо, но как?