Ловушка

Чтобы как-то скрасить зазеркальное существование, он переправил туда кое-какие книги и письменные принадлежности, а также добротную мебель и другие предметы привычной ему обстановки. Образы поглощенных или отраженных предметов должны были быть неосязаемыми и просто составлять фон этого фантастического мира, в который он вошел собственной персоной в 1687 году. Переход был столь же мгновенным, сколь и болезненным; более чем вероятно, что, оказавшись по ту сторону зеркала, он ощутил чувство триумфа вперемешку с ужасом — ибо если бы в его планы вмешалось что-то непредвиденное, он мог бесследно исчезнуть в темных и непостижимых многомерных мирах.

Первые пятьдесят лет он довольствовался обществом своих невольников, но затем, в совершенстве овладев методом телепатической визуализации прилегавших к отражающей поверхности зеркала сегментов внешнего мира, он сумел постепенно завлечь в свое четырехмерное пристанище нескольких оказавшихся рядом с зеркалом людей — завлечь сквозь тот же самый вход, сквозь который он проник сюда полвека тому назад и который представлял собой таинственный кусочек стекла с движущимися в нем вихревыми линиями. Именно таким образом несчастный Роберт, обуреваемый непонятным желанием нажать пальцем на эту «дверь», был втянут внутрь. Обнаружение потенциальных жертв строилось у Хольма на чистейшей телепатии, поскольку — это я узнал от Роберта — никто из обитателей зазеркалья не мог видеть того, что происходило за его пределами.

Странной была жизнь, которую вели внутри зеркала Хольм и его окружение. Так как в течение последних ста лет зеркало стояло обращенным к пыльной каменной стене сарая, где я и раскопал его, Роберт оказался первым, кто попался на удочку коварного датчанина после более чем векового интервала. Разумеется, его появление здесь было весьма заметным событием — помимо того, что мальчик был новым человеком в обществе пленников зазеркалья, он еще и принес новости о мире людей, который по сравнению с тем миром, откуда попали сюда его слушатели, изменился настолько, что это вызвало у них едва ли не самый настоящий шок. В свою очередь, и Роберту было не по себе от общения с людьми, что появились на свет полтора-два столетия тому назад.

Можно лишь весьма смутно представить себе ту удручающе монотонную картину, какую представляла собой жизнь узников четвертого измерения. Как я уже упоминал, все окружавшие их виды сводились к довольно ограниченному числу пейзажей и интерьеров, которые были когда-либо отражены старинным зеркалом за весь период его существования; многие из них вследствие пагубного воздействия тропического климата на зеркальную поверхность были размытыми и непонятными. Некоторые, однако, сохранили четкие очертания и были даже в какой-то степени живописными — именно на их фоне компания любила собираться вместе; и все же ни один из видов нельзя было назвать полностью безупречным, ибо все видимые предметы раздражали своей безжизненностью, неосязаемостью и нечеткостью очертаний. А когда наступали тягостные периоды темноты, обитателям зазеркалья не оставалось ничего другого, кроме как предаваться многократно повторяемым воспоминаниям, размышлениям и беседам — таким же неизменным, какими в течение многих лет оставались они сами.

Число неодушевленных предметов здесь было очень незначительным и фактически ограничивалось вещами, взятыми с собою Хольмом, да еще, пожалуй, той одеждой, что была на узниках. За исключением датчанина, все они обходились без мебели; впрочем, она и не была им особо нужна, поскольку сон и усталость были точно так же неведомы им, как голод или жажда. Кстати сказать, неорганические вещества и изготовленные из них вещи были — в одинаковой степени с органическими — полностью предохранены от разложения. При этом низшие формы жизни здесь совершенно отсутствовали.

Большинство этой информации Роберт почерпнул от герра Тиля, того самого господина, который говорил по-английски со скандинавским акцентом. Этот дородный датчанин быстро привязался к мальчику и все свое время проводил в беседах с ним. Впрочем, и другие его товарищи по заточению полюбили Роберта всей душой, и даже сам Алекс Хольм благоволил ему — именно от него мой воспитанник узнал многое о природе этой ловушки, включая сведения о входе в нее. И все же Роберт благоразумно не вступал со мною в телепатическую связь, если Хольм находился неподалеку. Во всяком случае, дважды случалось так, что во время нашего общения в поле зрения возникала фигура датчанина — и Роберт тут же спешил прервать беседу.