Потом девочка заплакала, и ее глаза, по-детски широко распахнутые, кажущиеся огромными на маленьком худеньком личике, словно стали еще больше. Теперь она укоризненно смотрела на Майю и часто всхлипывала, слезы не переставая катились по щекам.
Этого оказалось достаточно, чтобы окончательно вывести Майю из равновесия. Она побледнела и замерла в немом крике. Руки непроизвольно сжались и потянулись вперед. Убрать, прикрыть эти глаза, пристально смотрящие прямо на нее.
Больше не в силах пошевелиться, Майя крепко зажмурилась. В голове не осталось ни одной разумной мысли, кроме непрестанной мольбы: «Скорей бы проснуться. Пусть все это закончится»!
Она так и застыла, скрючившись в согбенной позе посреди комнаты. В висках стучало.
«Кто это там в стене? Не знаю… Я… Не может быть»!
Через некоторое время Майя почувствовала, как напряжение стало спадать. Она открыла глаза и боязливо осмотрела стены. Поверхности снова были холодными и пустыми. Лица исчезли.
Майя облегченно выдохнула. Колени подкосились, и она осела на пол. Зубы громко и неприятно стучали. Она и сама не понимала, чего так испугалась, но панический страх все еще сжимал каждую мышцу, а дыхание скачками вырывалось из груди вместе с хрипами.
«Что это было! Может быть, я начинаю сходить с ума»?
Захотелось тепла, и Майя завернулась в одеяло. Но на кровать перемещаться не стала, устроилась прямо на полу. Она никак не могла унять дрожь и куталась в легкую ткань до тех пор, пока не стало душно.
«Хочу домой», – вяло подумала девушка, перед тем, как погрузится в глубокий сон.
ГЛАВА 6
Человек в больших ботинках вошел в небольшую круговую комнату, находящуюся в самой высокой башне дворца. Несмотря на размеры, комната была очень уютной: в камине весело потрескивал огонь, отбрасывая на каменные стены теплые золотые блики; высокие деревянные полки были забиты толстыми книгами в кожаных переплетах; огромное старинное кресло, обитое красным, вытертым от времени бархатом, стояло близко к огню, оно так и звало присесть, погреться.
Это была его любимая комната, его пристанище. Только здесь всегда было тепло, а почти домашняя атмосфера мягко окутывала, умиротворяла. Сколько он просидел в мягком кресле, размышляя, вспоминая, временами почти впадая в отчаянье.
Отвлёкшись от грустных мыслей, он с интересом посмотрел наверх.
На каминной полке стояла картина в простой самодельной деревянной раме. Она резко отличалась от тех, что висели внизу в галерее. На ней явно детской рукой на фоне яркого солнечного дня было изображено несколько неказистых фигур, держащихся за руки. Под каждой стояла подпись. Человек подошел ближе, поднялся на цыпочки и взял картину в руки. Указательным пальцем он прикоснулся к солнцу, по которому так давно и безнадежно скучал, спустился вниз по его лучам и осторожно дотронулся до центральной фигуры, изображавшей молодого улыбающегося мужчину в большой зеленой шляпе. Под ним стояла надпись, старательно выведенная красивыми печатными буквами: «АЛЕКСАНДР ЛИСТ – ПРОФЕССОР ЗЕЛЕНЫЙ ЛИСТИК».
Александр… так его когда-то звали. Зеленая шляпа, до странности похожая на настоящий лист лопуха, помнится, осталась там, в другом времени.
Другие фигуры, чуть поменьше, кружились вокруг его, центральной, как бы пританцовывая.
«Да, так и было, когда она рисовала эту картину, мы играли в саду», – он помнил тот день, словно все было только вчера. – Профессор Зеленый Листик… Я уже почти забыл, как это звучит».
– Спасибо. Сегодня особенно чудесная картина, – негромко произнес тот, кого когда-то звали Александром, сам не зная, кому направлена его благодарность.
Он уже привык, что картины на каминной полке каждый раз менялись. В зависимости от настроения хозяина, комната всегда выставляла что-нибудь особенное.
Тихо напевая под нос полузабытую мелодию, человек поставил картину на место и снова опустился в кресло. Глубокая морщина прорезала его лоб. Впервые за очень долгое время он не знал, что делать.
Мысленно, Александр снова перенесся в то далекое время, когда оказался здесь много лет назад. Удивительно, но с каждым разом сделать это удавалось все легче. А ведь когда-то в том потаенном уголке сознания, где обычно хранятся самые дорогие сердцу воспоминания, у него зияла огромная дыра, заполнить которую не было никакой возможности.
Как ни странно, беспощадное время – неподкупный жнец посеянных нами деяний – на этот раз оказалось удивительно щедрым, сделав ему, без сомнения, самый дорогой в жизни подарок – вернуло еще одну потерянную частичку души. Правда, иногда, сидя у огня в ночной тишине, Александр все еще пытался разрешить нескончаемый внутренний спор: не является ли этот дар еще большим наказанием, чем забвение.
В первый раз, переступив порог этой комнаты, он был в отчаянье. Одинокий, всеми покинутый, почти обезумевший. Ничего не понимая и не представляя, что делать дальше, но точно уверенный в одном – путь домой закрыт навсегда.