Ловушка для Адама и Евы (сборник)

– Митя, ну что с тобой?

Он повернулся, посмотрел ей в глаза и виновато, но серьезно улыбнулся:

– Я подышу немного… Это ничего.

В приоткрытую дверь он увидел, как на них, вернее – на Лену, смотрит из комнаты Борис и ухмыляется глазами. Это он говорил: нет ни верности, ни любви.

Ваганов вышел, мягко закрыв за собой дверь, как будто так просто вышел, действительно погулять, подышать, а не чтобы убежать, скрыться…

Он боялся погони, как боялся ее всегда, потому что он, когда убегал, чувствовал, от чего убегает, а тот, кто его догонял, не понимал, зачем догоняет. Догоняли его просто из мысли: раз бежит— надо догнать, вернуть, остановить… И, боясь этой бессмысленной погони, Ваганов вдруг побежал по лестнице вниз… Мелькали ступеньки, перила, двери…

Он выбежал из дома и вздохнул облегченно прохладным воздухом.

Была осень, 25 сентября.

* * *

По Кузьминской улице он побрел к Кузьминским прудам. Он шел и думал, что здесь, на окраине Москвы, такой же порой тихой и чуткой становится душа, как в каком-нибудь ином, далеком от людей месте… И он вслушивался в себя и ничего, кроме общей обиды, поначалу не слышал… Затем мир, что окружал его, ожил для него, он расслышал, как тонкий и совсем нетревожный ветер шумит далеко вверху в кронах старинных лип, и думалось, что, возможно, этот же шум среди этих же, или подобных, лип слышал царь Петр, когда бывал здесь, в Кузьминках, когда приезжал посмотреть сюда своих коней в отменных конюшнях… Воистину думаешь так, хотя бы и было в прошлом иное: томительно, но и радостно знать, что все, с чем общаешься ты, общалось некогда с далекими твоими предками, и высокая мысль о бесконечном общении людей в природе, через природу, так тревожна, так хороша в тебе!

Ваганов с дороги ступил на тропинку, которая вела уже в настоящий лес… Через лес, изредка останавливаясь и постукивая сухим, пахучим сучком по стволам сосенок, Ваганов медленно шел к прудам. Он примерно чувствовал, где те пруды, то есть чувствовал расстояние до них, и поэтому даже мог представить, будто видит какую-то темноватую голубизну воды сквозь деревья вдали. Но был вечер, и вдали было темней, чем вокруг, так что Ваганов, как много уже раз в жизни, мир дорисовывал чутким, даже болезненным своим воображением.