Ловушка для Ангела (СИ)

Один шаг, второй, третий. Уже вышла со двора. Вздохнула чуть свободней. А потом увидела серый джип, заворачивающий к нам на улицу. Млять, млять, млять! Да что же это такое! Кажется, всё против меня. Почему именно сейчас? Едет проверить своих ребятишек? Парень на лавочке наверняка пялился в телефон не просто так. Сердце заколотилось огромной неприкаянной погремушкой в груди. Железной, того гляди, ребра проломит, и все услышат её лязгающий страхом звук. Спокойно, Лина, спокойно. Невольно замерла, не решаясь идти дальше, боясь выдать себя жестами или походкой. Машина проехала мимо. Выдохнула застрявший в лёгких углекислый газ. Дыши, дыши, Ангел. Ступила вперед, один, шажок, второй, третий, а потом нога подвернулась. Черт, черт, да что же это такое! Удержать равновесие в стареньких растоптанных туфлях Варькиной мамы не получилось, упала на асфальт.

— Ахм! — невольно взвыла от боли.

Молчи, молчи, дура! Подумаешь, о тротуарную плитку ладошки разбила в кровь. Если Литвинов тебя заметит, может вовсе шкуру живьем содрать.

— Вам помочь?! — услышала я за спиной голос Владика.

Черт, Владик, с каких это пор ты решил стать джентльменом?!

Сильная рука потянула меня за локоток, помогая встать. А к ступням, превращая ноги в тяжелые железобетонные столбы, хлынула холодящая волна страха.

— Спасибо, — буркнула себе под нос я и, опустив низко голову, стараясь не смотреть в сторону так не вовремя появившегося моргуновского амбала, сделала шаг вперед.

Только рука на локте не пустила.

— Блядь, Лина!

Всё пропало! Владик рывком развернул меня в свою сторону. Из глаз, превращая и так искаженный от ненужных мне очков мир в тошнотворную голубовато-серую пелену, побежали слезы. Затем сильные пальцы нещадно сжали подбородок, вынуждая посмотреть в лицо здоровенного плечистого бугая. Серые глаза стали внимательно рассматривать мой сегодняшний камуфляжный образ.

— Владик, прошу тебя, отпусти, — с мольбой в подрагивающем голосе прошипела я.

Он снял дурацкие очки с моего носа. Но мир в глазах всё равно продолжал расплываться серо-черной пеленой полной обреченности в глазах.

— К чему этот маскарад, Лина!

Сглотнула вставший в горле ком.

— Ты разве не понимаешь, Владик, я не могу так больше! Я хочу нормальной жизни, как у всех, ходить каждодневно на работу, чувствовать себя нужной, выйти замуж, родить детей. Я задыхаюсь от этой вечной грязи, меня постоянно внутренне мутит.

Вадик, задумался. Редкие извилины в его большой голове пришли в движение. Впрочем, я зря иронизирую, Литвинов вполне сообразительный и цепкий парень, не зря же Глеб Георгиевич сделал его своей правой рукой. В серых глазах почудилось какое-то чувство. Сожаление, жалость, боль, нежность? Это точно Владик передо мной сейчас?

— Лина, садись в машину, — процедил он сквозь зубы.

Почудилось. Какие чувства могут быть у этого тупого мордоворота. Стальная рука потянула к серому джипу. Что, Ангел, опять попалась? Послушно села в машину. Всё равно от такого сбежать не получится. Вадик снова начал пристально рассматривать моё лицо, а в мужских глазах застыла прямо-таки вселенская грусть-тоска.

— Лина, в самом деле, давай сбежим от Глеба, поедем к моей бабке в Белоруссию, а там… еще куда-нибудь. Поженимся. Лин, поверь, я стану тебе хорошим мужем, преданным и верным, как пес. Нарожаем кучу детишек. Я на руках тебя постоянно носить буду.

— Ха-ха-ха, — вырвался неконтролируемый истеричный смех из моего горла.

Млять, влюбленный придурок! Это было бы смешно, если б не было так грустно.

А как же другие слова, Владик, захотелось кричать мне. «Запомни, детка, если будешь вести себя не так, как умные люди велят, из тебя сделают дворовую шлюху, все подряд будут с тобой трахаться. Во все дыры ебать. По одному и группой. А на близлежащих заборах будет красоваться надпись: «Ангелина дает в жопу, обращаться в 107 квартиру». Они до сих пор звучат в ушах. А как же ребеночек, что вы убили? Вечный мальчик-с-пальчик, которого мне даже не суждено было узнать.

— Лина, ты же наверняка догадываешься, что я тобой давно восхищаюсь и люблю. Поехали со мной. На руках тебя носить буду всю оставшуюся жизнь.

— Ха-ха-ха! — продолжала истерично то ли плакать, то ли смеяться я.

Владик удивленно смотрел на меня хохочущую, а симпатичное, даже одухотворенное после такой пламенно речи, лицо, на глазах мрачнело.

— Владик, если любишь, отпусти. Прошу тебя! — попросила я, вытянув моляще руки.

Похоже, мои слова не укладывались у Вадика Литвинова в мозгу. Он, видно, ожидал совсем другой реакции. Мне полагалось быть безумной благодарной и радостно верещать от перспективы прожить свою жизнь с человеком, чей вид вызывал во мне что-то очень близкое к омерзению.

— Линочка!

Мужские пальцы легонько, даже любяще, коснулись моих густо загримированных тональных кремом щек.

— Я не смогу тебя полюбить, Владик, и простить тоже. Кроме того…