Старик поначалу не пошевелился, недоумённо зажимая рукой рану, повертел головой, потом вдруг раскрыл рот, жадно хватая воздух. Повязка с его глаз сползла, и они открылись в последний раз — огромные, незрячие, отчаянные, беззвучный крик вырвался из перехваченного удушьем горла. Старый чародей выронил посох, покачнулся и молча упал, вытянув худую шею. Тут из корчмы выскочил его поводырь — совсем ещё юный белобрысый паренёк в чёрном балахоне. Увидев мёртвого старика, юноша отшатнулся и в ужасе прижал ладони к лицу. Глаза его наполнились слезами. Упав на колени подле старого учителя, он расплакался, не видя и не слыша ничего вокруг. Подошедший сзади легионер снёс ему голову одним ударом меча.
Вальдрес отвернулся.
— Эмоции… — прошептали его губы. — Эмоции губительны для разума. Раз поддавшись им, можно на корню испортить начатое дело. Никаких эмоций, Вальдрес. Только вперёд, только вперёд, только вперёд…
Сон… всего лишь сон… Но какой яркий, живой и реальный. Рука до сих пор ощущает тепло С'айхиис, а в груди стучит так, что ноют рёбра. Сознание зависло на самом краю пропасти безумия готовое вот-вот сорваться и остаться там навсегда. Но надо проснуться. Надо сделать над собой усилие и изгнать остатки жуткого сна. Надо… но до чего же не хочется. Сил нет даже думать, не то чтобы отрыть глаза. Но надо, надо…
Пробуждение оказалось не из приятных. Разум возвращался так медленно, что захотелось его подтолкнуть. Но это было опасно — легко проскочить и упасть в пучину безумства. Вальдресу показалось, будто всё тело разбили на мелкие осколки, а потом собрали воедино, даже не потрудившись, как следует подогнать части. Не открывая глаз, он пробежался ментальным щупом по внутренним энергетическим резервам, отмечая для себя, что они на половину полны. Осторожно, сдерживая нетерпение, маг открыл один глаз и тут же снова закрыл. Потом снова открыл и осмотрелся, насколько это оказалось возможным. Мир предстал грязно-зелёным, мутным пятном. Медленно втягивая воздух сквозь сжатые зубы, он наполнил лёгкие до предела и, задержав дыхание, открыл второй глаз. Резь в груди стала нестерпимой и, резко выдохнув, Вальдрес вновь зажмурился. Когда головокружение, наконец, прошло, он открыл глаза и посмотрел прямо перед собой.
В мир вернулись краски, и хрустальный свет обрисовал контуры предметов с поразительной чёткостью, будто развеялся многовековой туман призванный скрывать истинные красоты мира от несовершенного человеческого разума. Вальдрес увидел листву… нет, каждый лист, живой, трепещущий от ветра и настоящий… Словно до сих пор он был слепым и кто-то прекрасный и величественный вдруг вернул зрение. Маг увидел лес таким, каким, наверное, он был в самый первый миг его создания. Увидел саму Жизнь. Там где не подозревал её прежде — в движении листьев, в шорохе травы, в скрипе веток… теперь это были не просто звуки. Это были голоса. Кроны деревьев просто сочились зеленью — не тусклой, опалённой зноем, а глубокой, чистой, какую можно разглядеть лишь в бездонном чреве редкостного изумруда; и это оказалось правильным — ведь и камень и деревья есть порождения одной земли. И небо, сияющее над ними — одно на всех. Оно тоже перестало быть просто синим, пропитавшись изнутри дивным сапфировым светом.
Эйфория стала отступать, развеиваться и Вальдрес решил подняться. Он с трудом сел и принялся вертеть головой. Поначалу решил, что оказался там же где и заснул — на поляне с каменной чашей, но всё оказалось иначе. В нескольких шагах справа пролегла дорога — широкая, мощёная красноватыми плитами, стёршимися от тысяч ног. Её Вальдрес узнал сразу, ведь несколько дней назад сам ступил на неё, входя в Хайвердский лес. Но в этом месте старинный тракт, поросший травой и избитый дождями нашёл свой конец, упёршись в не менее широкий, выложенный сероватым гранитом с розовыми прожилками. Эта дорога так же была знакома — по ней не так давно маг держал путь в Сумарский Халифат, выполняя задание Архимага Себелиуса. Тогда, помнится, он поспешил проехать развилку не задерживаясь — не хотелось нарваться на хозяев леса. А теперь волей судьбы маг вернулся на это место и не откуда-нибудь, а из самого сердца Хайверда да ещё после встречи с теми самыми хозяевами.
«Воистину судьба не скупа на сюрпризы» — уголки губ скользнули вверх, обнажив острые зубы.