Начиная всякое расследование, связанное с определенными сложностями в своем окружении, Турецкий всегда имел перед внутренним взором второй план — истинный. И в этот план входило ненавязчивое посещение «приятных» мест, а кто, как не девушка, и знает, где они и в чем их притягательная «приятность». И в этом смысле Светлана была для него незаменимой «крышей». В конце рабочего дня он громко приглашал девушку в какой-нибудь ресторанчик — поужинать. Но вблизи того места, где ему надо было встретиться со свидетелем. Все их разговоры за столом записывались, Светлана честно «работала». Потом Турецкий, извинившись, выходил в туалет. А начальнички, слушая потом записи, уверенно делали выводы о том, что ни черта хваленному «важняку» сделать и доказать не удастся. И Светлана, бывшая почти постоянно рядом с Турецким, подтверждала их «догадки». А дело катилось как по маслу.
Вот тогда он впервые и встретился с журналисткой Аллой Стериной, сидевшей в основном дома с компьютером. Избиение не прошло для нее даром. И, как ни сожалел Большой Тихон, ему пришлось вынужденно, то есть до полного выздоровления Аллы, временно пока, перевести ее из специальных корреспондентов, ведущих собственные независимые расследования, в отдел читательской почты, где работа в основном сидячая. Для Аллы этот шаг главного был равносилен увольнению с работы. Но тот уверял, что все делается для ее же прямой пользы.
Да, растеряла Алла былую прыть… Но приход Турецкого, которому Серафима Петровна настойчиво советовала побеседовать со Стериной, поскольку та одна знала о деле ее сына больше всех остальных, вместе взятых, стал для девушки важнейшим событием. Она наконец, кажется, сообразила, что к ее улице приближается праздник. Она немедленно вывалила на голову Александра Борисовича мешки информации, которую он просто не смог бы сразу переварить. Алла верила, что делает все верно. Но когда Александр Борисович заметил в ее глазах фанатично блеснувший огонек, он понял, что от этой журналистки лучше держаться на некотором расстоянии.
Богатую информацию, состоящую из копий подлинных свидетельств очевидцев, собственных журналистских расследований, а также из подготовленных либо уже опубликованных прежде материалов, она охотно вывалила перед москвичом, безусловно полагая, что в ответ посыплются горячие похвалы.
Турецкий улыбался, видя сейчас перед собой те самые материалы, которые представали теперь перед ним несколько в ином свете.
Но тогда он был сдержан, прекрасно зная, что в подобных случаях лучше придерживаться спокойной реакции. Во всяком случае, одно он усвоил четко — и в тот свой приезд, да и теперь, по прошествии вон скольких лет: Алла действительно поработала на славу, и не ее вина в том, что ожидаемой победы не состоялось. Просто обстоятельства сработали не в ее пользу, вот в чем дело…
— Вы знаете, Светлана Георгиевна, — сказал как-то утром задумчивым голосом Александр Борисович, начиная рабочий день, — я все больше склоняюсь к ощущению, что следователь Ники-шов… Нет, там не он был, а другой… Где-то у меня записано… Вот, Инокентьев его фамилия, он совсем молодой, что ли? Ну, то есть начинающий?
Они разговаривали в рабочем кабинете, который был наверняка оборудован не только подслушивающими устройствами, но, возможно, и ловко замаскированной видеокамерой. Поэтому никаких вольностей с помощницей Турецкий не допускал.
— Понятия не имею. А надо узнать? — с готовностью отозвалась Света.
— Нет… незачем, — лениво ответил он, — это я так, вообще, в порядке размышлений… Или он был нерадивым студентом, или изначально, ну, полный дурак! — Турецкий радостно рассмеялся, вызвав у девушки ответную реакцию. — Только, пожалуйста, никому не говорите о моем мнении по поводу этого бездарного деятеля, будет очень неудобно, если до него дойдет наша с вами, увы, суровая оценка. А так — живет себе человек в неведении, и счастлив. Даете мне слово?
— Даю? — радостно пообещала Светлана.
— Вот и спасибо. А я — вот к чему. Тут у меня, в некоторых показаниях, несколько раз промелькнули ссылки на дело о похищении… — Турецкий уткнулся в свои записи. — Вот, к примеру, речь о Нине Крюковой. Отягощено групповым изнасилованием, угрозами убийства и так далее… По моему глубокому убеждению, оно, это уголовное дело, могло бы иметь прямой выход на Маркина. Как мне ни жаль разочаровывать того же Инокентьева, да и Никишова — иже с ним. Эти мальчики, очевидно, так и не поняли чрезвычайных усилий, двигавших действиями насильников — с одной стороны, и пыточных дел мастеров — с другой. Даже судя по малым ссылкам в оставшихся в деле немногих показаниях, задачи и противоправные деяния и тех и других были практически одинаковыми. Не заметить этого невозможно… Ведь мы не можем исключить, что это одни и те же фигуранты. Хотя нет, я, пожалуй, не совсем прав, можно не заметить, и даже нужно, если тебе кто-то приказал. Но вот кто — это уже вопрос…