— О чем же вы хотите со мной поговорить? Девочки переглянулись. Потом Чарити сказала:
— Во-первых, мы хотим, чтобы вы знали, что мы здесь очень счастливы.
— Нам нравится наша новая семья, — вставила Пей-шенс.
— Особенно дядя Реджи и бабушка Пеннингтон, — добавила Хоуп. — С ней очень интересно, хотя она и старая.
— Ей будет приятно слышать это, но, наверное, слова о ее старости можно опустить, — проговорил Маркус с серьезнейшим видом. — Она довольно чувствительна к своему возрасту.
Его матушка прибыла в Холкрофт-Холл на прошлой неделе, через несколько дней после возвращения в Лондон мадам Френо и мадам де Шабо, и пришла в полный восторг, обнаружив девочек. Они быстро подружились, и, как ему сказали, матушка без всяких колебаний приняла участие в очередной «кровавой» клятве. Граф не сомневался, что после этого она сильно выросла в глазах его новообретенных племянниц.
— Что ж, все это очень приятно слышать. — Он внимательно посмотрел на девочек. — Но о чем же вы хотели поговорить? У вас же есть что-то еще?
Чарити кивнула:
— Мы думаем, что тетя Гвендолин несчастна.
Хоуп шагнула вперед и доверительным шепотом проговорила:
— Теперь она нам нравится. Но она действительно немного странная, вам не кажется?
Маркус нахмурился:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну… — Пейшенс немного подумала. — Она ведет себя так, как будто ждет, что что-то случится.
— Что-то ужасное. — Чарити от волнения раскраснелась. — Что-то… очень плохое.
— Конец света, когда все мы предстанем перед Судом, — нараспев проговорила Хоуп.
— Быть не может, чтобы все было так плохо, — сказал граф, пряча усмешку.
Девочки снова переглянулись.
— Нет-нет, все очень так плохо, — возразила Чарити, — Просто вы этого не видите, потому что вы мужчина и ничего не понимаете в женщинах.
— Мадам де Шабо говорит, что мужчины — существа довольно милые, но не очень… Как же она сказала? — Пейшенс подпрыгнула и уселась на краешек письменного стола. — Не очень чуткие. Да, вот как она сказала. Она считает, что мужчины часто не замечают того, что делается у них под носом.
— А с моей женой происходит что-то такое, чего я не замечаю? — спросил Маркус. «Интересно, что хуже: влияние, которое оказали на этих малышек миссионеры, или влияние мадам де Шабо?» — подумал он неожиданно.
— Да, происходит. — Чарити вздохнула. — И вы должны все исправить.
Он с недоумением покачал головой.
— Все исправить?
— Вы должны сделать ее счастливой, — заявила Хоуп. Маркус пожал плечами:
— Если она несчастна, а я, откровенно говоря, не знал, что это так… то что же мне делать? Как вы считаете?
— Вы должны дать ей то, чего она хочет больше всего на свете, — сказала Хоуп. Ее сестры утвердительно закивали. — Я думаю, что это собака.
— Собака? — Граф поднял бровь. Хоуп кивнула:
— Собака сделает ее счастливой. Ужасно счастливой.
— Я почему-то в этом сомневаюсь. — Маркус усмехнулся. — Но что еще кроме собаки? Как вам кажется, что еще вашей тетушке хотелось бы больше всего на свете?
— Мы точно не знаем, но мы об этом говорили. — Пейшенс немного подумала. — Мадам де Шабо говорит, что на самом деле все женщины хотят любить и быть любимыми.
— Ах, но ведь я ее люблю. — Он улыбнулся. — Очень люблю.
Хоуп наморщила лобик.
— А она вас любит?
— Конечно, любит. — Пейшенс закатила глаза. — Она смотрит на него, как будто он конфета, которую ей до смерти хочется съесть.
— Но она его не ест, потому что боится расстройства желудка. — Чарити внимательно на него посмотрела. — Вот в чем дело, правда? Она хочет любить вас, но не решается, или не может, или что-то в этом роде.
— По-моему, это очень глупо, — пробормотала Хоуп. — Я думаю, что ей на самом деле хочется собаку.
— Простите, что я указываю на это, юные леди. Конечно, я ценю вашу заботу, но… Видите ли, отношения между мной и вашей тетушкой — это, в общем-то, не ваше дело.
— А мы считаем, что наше, — возразила Пейшенс.
— Поймите, дядя Маркус… — Чарити говорила с ним так, как взрослые разговаривают с маленьким ребенком. — Вы нам очень нравитесь, потому что вы обращаетесь с нами не как с детьми.
— Хотя вы все-таки дети, — пробормотал граф.
— В данный момент это не важно. — Чарити сделала резкий жест рукой, совсем как ее тетка. — Впервые после того, как наши родители… ушли, мы почувствовали, что мы… что у нас есть дом и семья.
— А у тети Гвен никогда не было дома, — выпалила Пейшенс. — И у нее никогда не было семьи. Настоящей семьи. — И собаки, — пробормотала Хоуп. Чарити скрестила на груди руки.
— Так вот, подумайте: если у вас никогда не было семьи и дома, если вас никто не любил, а потом вдруг у вас появились все эти замечательные вещи, — разве вы не стали бы опасаться, что они исчезнут так же быстро, как и появились?
— А вот собака всегда была бы с нами, — тихонько проговорила Хоуп.
— А если вы привыкли, что вам не везет, то вы побоитесь сказать что-нибудь вслух. — Каблучки Пейшенс застучали по дверце письменного стола. — Потому что вам страшно. Вдруг, если вы скажете, как вы счастливы или как вы любите, — Пейшенс пожала плечами, — богини судьбы услышат вас и все отберут.