— Ваш дедушка скончался больше месяца назад, — сухо заметил полковник. — И странно, если вы об этом до сих пор ничего не знали, тем более, что некрологи печатали все газеты…
— Почему это не знала, — довольно весело возразила Настя, — мне мама обо всем рассказала… Жаль, что меня тогда не было в Москве и я не смогла с ним проститься. — И она мгновенно придала своей лукавой мордашке опечаленный вид.
— А, ладно, — каким-то своим мыслям откликнулся полковник, после чего завел мотор.
— Кстати, надо бы позвонить маме, сказать, что мы сейчас приедем, — вдруг вспомнила девушка.
— Ничего страшного, — ответил Гунин, — пусть это станет для нее приятным сюрпризом.
Через полчаса все трое уже стояли перед дверью квартиры покойного академика, и Гунин, оглянувшись на Настю, имевшую самый беззаботный вид, нажал кнопку звонка.
Дверь открыла сама Лозинская.
— А, Николай Александрович, это вы…
— Мамочка, — пискнула Настя, появляясь из-за спины полковника. — Здравствуй, как же я рада тебя видеть! — И тут же бросилась на шею изумленной женщины.
— Вот, Лидия Михайловна, — бодро и даже как-то слишком по-милицейски отрапортовал Александр, — доставили вам вашу дочь в целости и сохранности…
Лицо знаменитой писательницы покрылось красными пятнами. Она тяжело дышала и все силилась оторвать от себя дочь, обклеивавшую ее поцелуями. Наконец ей это удалось. Подозрительно оглядев Настю с ног до головы, Лозинская опомнилась и пригласила всех зайти.
Дочь тут же побежала на кухню, а Гунин вдруг задал несколько странный вопрос:
— Ну, что скажете?
— Что скажу? — растерянно переспросила женщина. — Спасибо, Николай Александрович, но я не думала, что вы так быстро управитесь…
— За это благодарите не меня, а моего помощника, — скромно отмахнулся Гунин, после чего Лозинская удостоила Александра непонятным взглядом. — Значит, вы довольны?
— Конечно, довольна…
— И к нам у вас никаких претензий нет?
— Что вы, какие могут быть претензии!
— Ну и прекрасно. В таком случае, я надеюсь, мы сможем прямо сейчас рассчитаться?
Александр не верил своим ушам. Впервые за все время их знакомства его шеф проявил такую ничем не прикрытую меркантильность. Впрочем, может быть, так и надо? Они свое дело сделали, так зачем же откладывать?
Лозинская скрылась в другой комнате и через несколько минут принесла им деньги. Гунин спокойно пересчитал, написал расписку и начал прощаться.
— Как, вы уже уходите? — в один голос воскликнули мать и дочь (в этот момент Настя появилась из кухни, что-то пережевывая).
— Да, нам пора, — подтвердил полковник, ловко выталкивая своего помощника на лестничную клетку. — Счастливо оставаться.
— Ну, Николай Александрович, — изумленно заметил Александр, когда они уже спустились во двор и сели в машину полковника. — Я вас просто не узнаю. Вы сегодня вели себя как-то, мягко говоря, странно…
— И в чем же проявилась эта странность?
— Даже не знаю, но как-то все это…
— Помяни мое слово, юноша, — наставительно заметил полковник, заводя мотор, — но не пройдет и недели, как эта история будет иметь продолжение. И мы еще обязательно встретимся с этой бойкой и, надо признать, чертовски очаровательной барышней…
6
Полковник ошибся. Прошла не неделя, а всего один день, и в его кабинете снова возникла мадам Лозинская. На этот раз она не кокетничала, не дарила своих романов и не обещала Гунину сделать из него литературный персонаж. Да и выглядела она весьма неважно, словно не спала ночь.
Самое любопытное, и это отметил про себя Александр, тоже находившийся в кабинете, состояло в том, что на этот раз и полковник выглядел совсем иначе. Не хмурым, сухим и деловитым, а веселым, любезным, предупредительным.
— Здравствуйте, Лидия Михайловна, ласково приветствовал он угрюмую гостью. — Рад вас видеть. Но что это, почему столь печальный вид? Ваша дочь снова вас огорчила?
Лозинская села на предложенный стул и молча нехотя кивнула.
— Опять пропала? — ахнул Александр.
— Наоборот!
— То есть, как это — наоборот?
— Умоляю, — дама обращалась к обоим сыщикам одновременно, — избавьте меня от этой мерзавки! Я заплачу любые деньги…
После такого заявления физиономии сыщиков выразили совершенно разные чувства. Полковник Гунин едва сдерживал ехидство, стараясь при этом придерживаться рамок приличия и не выдавать своих чувств, Александр же был потрясен и огорчен одновременно. Такая юная и такая коварная!
— Что случилось? — первым заговорил он. — Почему вы так говорите о своей дочери?
— Она мне не дочь!
Александр вскинул глаза на шефа, а тот молча кивнул: «Не мешай, пусть сама все расскажет».
— Николай Александрович! — с трагическим надрывом воскликнула писательница. — Я вас обманула!
— Ничего страшного, — успокоил ее сыщик. — С кем не бывает…
— У меня нет дочери и никогда не было! Я вообще девственница!
Теперь уже Александр окончательно растерялся и на протяжении всего остального разговора только ошарашенно крутил головой, мало что соображая. Зато торжествующий Гунин вел себя весело и непринужденно.
— Расскажите-ка нам обо всем по порядку, — предложил он Лозинской. — И начните с самого начала: зачем вы придумали всю эту историю?