Ловушка для лжепринцессы (СИ)

— А я на троне не мужчина, а правитель. И должен исходить не из своих амбиций и желания потешить эго, а из того, что лучше для страны. А в масштабах Гленнвайса потери от мирного соглашения меньше, чем от потенциальной войны.

— Если страна выбирает позор вместо войны, то получает и войну, и позор! — рыкнул принц.

— Что ж, у каждого свой путь, посмотрим, куда он нас приведёт. Кто из нас прав — рассудят потомки.

После этого разговор сначала напряжённо затих, а потом переключился на обсуждение незнакомых официальных лиц Стайта, соседнего с Гленнвайсом государства. Я же немного поела и принялась молча страдать, жалея свои натёртые подмышки. Может, принцесса вылечила бы кожу мгновенно, а мне приходилось терпеть дискомфорт. И ведь даже камеристке не пожалуешься…

Наконец бесконечный приём закончился, и все отправились на бал. Незнакомые и подчас откровенно неприятные мужики липли ко мне гроздьями. Всем хотелось принцессиного внимания так сильно, что никого не волновало, что там чувствует эта самая принцесса.

Мне делали двусмысленные комплименты, подмигивали, улыбались во все зубы, раздевали взглядами и оказывали прочие знаки внимания. В общем, я себя чувствовала, как голая блондинка на армянском рынке.

С трудом дождалась момента, когда на меня никто не смотрел, и тихонько выскользнула из зала, пока не пришлось танцевать. В местных вальсах я смыслила примерно нисколько, поэтому лучше не рисковать. Да и устала ужасно, не приём, а сущая пытка. Неудивительно, что у Лалиссы такой паршивый характер, у меня он тоже начинал стремительно портиться.

Уже в коридоре меня нагнал канцлер.

— Лалисса, куда же ты? Я надеялся, что ты подаришь мне хотя бы один танец.

— Я сегодня совершенно не в настроении танцевать, — вежливо улыбнулась я и прибавила шаг.

Но настырный канцлер никак не хотел отставать.

— А ведь всему Гленнвайсу известно, что принцесса обожает танцевать и не пропускает ни единого бала.

И почему я о подобном узнаю последней? Ну, Лалисса, ежа тебе под хвост и пиявок в уши!

— И что, у принцессы не могут поменяться вкусы? Или если она любит танцевать, то не может пропустить один несчастный бал? — насмешливо отозвалась я.

— Всё может быть. Но я нахожу это несколько странным.

— А я нахожу ваше внимание несколько навязчивым, — поджала губы я.

— Очень жаль. А ведь я хотел предложить небольшую прогулку по парку. Вечер свеж и прекрасен, а звёзды разливают чарующий свет.

— Благодарю, вайсленир Салаир, но я не в настроении для прогулок.

— Тогда позволь хотя бы проводить тебя до твоих покоев, Лалисса. Сегодня, глядя на тебя, я много думал о том, что потерял. Но дело даже не в прошлом. Я чувствую, что ты изменилась, Лалисса, и мне нравятся эти изменения. Ты словно стала мягче за прошедшие дни. Или эта мягкость всегда была в тебе, а я её не замечал?

Естественно, до стервозины принцессы мне было далеко, но не настолько же?

— Просто… последнее время я сама не своя.

— Это чувствуется. И мне хотелось бы помочь. Выслушать. Предложить своё плечо.

— Благодарю за предложение, но вынуждена отказаться. Опять же, ума не приложу, что я стала бы делать с тремя плечами.

Канцлер коротко хохотнул, а потом посмотрел на меня с вполне искренней симпатией.

— Знаешь, Лалисса, последние дни ты нравишься мне куда сильнее, чем когда-либо раньше, — сказал он.

Разумеется! Я куда лучше настоящей принцессы, кто бы спорил. Вот только внимание тёмно-зелёных глаз пугало. Как и пугала разница в возрасте и опыте. Я ни на секунду не забывала, кто именно стоит передо мной, расточая обаятельные улыбки. Их одних мало, чтобы стать главой Тайной канцелярии, для этого в улыбке должны показываться ещё и очень длинные острые зубы, которыми Салаир вполне способен откусить мягкий бочок одной попавшей в переплёт Елизавете Петровне.

— Надеюсь, скоро эта временная симпатия пройдёт, ведь я не собираюсь отвечать на ваши чувства.

— Знаешь, Лалисса, у женщин есть чудовищная и при этом удивительно прекрасная особенность — они отвечают чувствам настойчивых. Сначала небрежно отворачиваются, потом высокомерно выслушивают, потом у них появляется любопытство к объекту, источающему обожание, а затем они к этому обожанию привыкают и воспринимают его как должное, но благосклонно. А дальше происходит интересное. В какой-то момент они без этого обожания уже не могут обойтись. И тогда они сдаются под натиском настойчивого поклонника. А я умею быть очень настойчивым, — вкрадчиво проговорил Салаир.

— А ещё навязчивым, — фыркнула я.

— Не без этого. Сладких снов, моя прекрасная Лалисса. Я буду думать о тебе всю ночь.

Канцлер внезапно притянул меня к себе и поцеловал в щёку. Причём так, будто клеймо на мне поставил. От неожиданности у меня сбилось дыхание, и я возмущённо его оттолкнула, но он лишь улыбнулся.

Будучи крайне тактильной, я всегда огромное значение придавала прикосновениям. Порой одно касание говорило мне о человеке больше, чем многочасовые беседы. И соприкоснувшись с будоражащей энергией канцлера, я испугалась. Не нравились мне такие насильные заходы, как и мужчины, не понимающие слово «нет».