Ловушка для лжепринцессы

Так. Спокойно, Елизавета Петровна. Нужно не истерить, а разобраться, что произошло. Объясниться. В конце концов правда выяснится, и это мерзкое свекровище ещё подавится извинениями. Но я не прощу. Ну уж нет! Щеку всё ещё саднило от пощёчины, на предплечье наливались синяки.

Мейер говорил, что мужчины никогда женщин не бьют. А что насчёт других женщин? Что если тут вместо дедовщины — бабовщина? Хрен редьки не слаще, варенье из него всё равно хреновое получится. Это тот самый подвох, которого я ждала? И насколько это вообще страшно и плохо?

Прошло уже два дня с момента отъезда Мейера. Он должен вернуться завтра. В крайнем случае — послезавтра. Он меня защитит от своей обожаемой мамаши? Или нет? И как вырваться из круга семейного насилия, когда за душой у тебя только кусок унитаза да пара платьев?

Я ведь даже не знаю, куда идти. Куда бежать? Или бежать не стоит? Просто свекровище психануло, и когда выяснится правда, то ничего мне угрожать не будет? Нет, бежать и глупо, и некуда — вернётся Мейер и со всем разберётся.

А что, если свекровище ему перескажет гадкие сплетни? Как мне с ним связаться самой? Что, если он поверит в придуманную измену и отвернётся? Предпочтёт слушать свою обожаемую маму, а не меня?

Эта мысль только сейчас пришла в голову. Всё внутри восстало против. Нет, Мейер не такой. Он разумный, внимательный и спокойный. Предпочтёт разобраться досконально. Выслушает. Точно выслушает.

Хорошо. Выслушает. И дальше что? Я же не пойду замуж за мужчину, чья мать меня фактически избила по ложному обвинению? А что, если ей покажется потом, что наши дети на Мейера не похожи или что я с садовником интимно переглядываюсь?

Получается, всё перечёркнуто? И даже если Мейер разругается с матерью в пух и прах, не захочет ли помириться потом? И как эта ситуация скажется на наших отношениях в будущем? Хотя какое там будущее? Мы знакомы-то всего ничего. А что я за несколько дней умудрилась так прикипеть, так это от банальной безысходности. Просто в шторме событий Мейер показался надёжным причалом, вот меня к нему и прибило. Захотелось, чтобы вилерианец стремительно сорвал с меня всю ответственность, страстно овладел ситуацией и до предела вошёл в моё положение…

Ладно, вынуждена признать: дело не только в этом. Просто Мейер был хороший, но хороший не от слабости или мягкости, наоборот. От внутренней силы. Не из тех, кто стал бы издеваться над слабым или самоутверждаться за счёт зависимого. На всяких мудаков я ещё в универе насмотрелась, и к «плохишам» не тянуло совершенно, а количество «хорошишей» стремилось к тем самым шишам, заложенным в названии. Да и на поверку порой оказывалось, что хорошими они были только с виду.

Раз нас практически ничего не связывает, то стоит с Мейером расстаться? И пусть сам разбирается со своей ненормальной мамашей…

Нет! От одной мысли о том, чтобы порвать с женихом, стало дурно. По-настоящему дурно. В конце концов, он не виноват в том, какая у него мать. А значит, нужно ждать, разговаривать и решать потом. А ещё признать: я, кажется, влюбилась.

Завернувшись в одеяло, уткнулась лицом в ладони, проворачивая случившееся в перегретом мозгу. Слова, взгляд, выражение лица коны Ирэны.

Письмо! Точно!

Может, ей что-то про меня написали? Я с трудом залезла под кровать и нащупала конверт.

«Лиссе, отправлено 26-го числа вьюжного месяца 1523-го года», — гласила надпись.

Открыв конверт, я обнаружила написанное крупным округлым почерком письмо:

«Ненаглядная,

Подходит к концу второй день разлуки, а я маюсь так, словно не видел тебя уже вечность. Соскучился по твоему голосу и нежному сопению по ночам. Хочется тебя обнять и вдохнуть запах. Ты знала, что пахнешь весной?

Не зря женатых не берут в походы — на этот раз всё для меня совсем иначе обстоит. Никогда раньше я не боялся смерти, боя и уж тем более задержек в пути. Сейчас же меня нервирует решительно всё. Хочется поскорее расквитаться с Граеннами и вернуться к тебе. Мы уже заняли позиции и сейчас ожидаем их приближения, вот я и решил написать тебе, пока есть минутка.