Прежде чем она поняла, что он хочет сделать, он вскочил и поднял ее на руки. Как это уже было однажды, он отнес ее в спальню, но сегодня это был не романтический жест, а сплошное нетерпение. Шарлотта совершенно не понимала, чем вызвана та спешка, с которой он снимал с нее одежду. Изящный соблазнительный лиф платья был для него обременительным препятствием. Вздрогнув, она услышала треск разрываемой ткани.
Она хотела протестовать, но то лихорадочное желание, с которым он стремился обладать ею, захватило и ее. Это было подтверждением того, что он ее любит, что она для него что-то значит. Но в то же время она испытала страх перед чужим человеком, который больше не был похож на того нежного любовника, который так баловал ее в последние дни.
— Джеймс, пожалуйста, ты делаешь мне больно…
Он не реагировал. Шарлотта попыталась освободиться, оказать сопротивление крепкой хватке, которой он держал ее на постели. Безуспешно. Это была борьба котенка с волком. Сравнение, которое невольно пронеслось у нее в голове, когда она увидела его глаза. Серебро, внезапно превратившееся в сталь. Холодные, пугающие глаза, в которых не было никаких эмоций. Что же произошло?
Он выпустил ее на короткое время, чтобы раздеться. Шарлотта поднялась и хотела уйти из постели, охваченная непонятным ужасом. Однако он быстро и больно схватил ее за запястье и потащил обратно.
— Джеймс, ты сошел с ума? Что это…
— Да, моя красавица, я сошел с ума из-за тебя…
— Пожалуйста, Джеймс, не так…
Но ее собственное тело выдало ее, в то время как дух протестовал. Он реагировал на ее ищущие руки, он шел ей навстречу во всем.
— Ты ведьма, Эстер Виндхэм. Соблазнительная маленькая ведьма! Таких, как ты, в средние века сжигали на кострах.
Хотя он и говорил шутливо, это не показалось ей смешным.
— Ведьмы могли нагнать страху только на узколобых, необразованных и глупых мужчин, — быстро возразила она.
— И они показывают даже самым интеллигентным мужчинам, где установлены границы для них.
Горячий язык, играющий с ее сосками, ввел Шарлотту в заблуждение, отвлек ее, и она потеряла нить разговора, хотя ей и было необходимо разговорить его. Что он думал? Почему стал совсем другим, таким чужим? Но его пальцы скользили, как игривые волны, по ее коже, оставляли после себя пламя и делали всякое сопротивление невозможным.
Хотя она до сих пор не считала себя ледяной горой, но легкость, с которой Джеймс покорял ее, снова ее ошеломила. Шарлотта задыхалась под его ласками, вся извивалась, молила об избавлении и наслаждалась каждой секундой.
Но у нее все время оставалось впечатление, что сердце Джеймса не участвовало в этом. Он не причинял ей никакой боли, но все же то, что он с ней делал, было почти мучением. Он довел ее до границы того, что она могла вынести, но сам владел собой и холодно играл с нею, как будто она была каким-то инструментом.
Была ли это проницательность, вызванная нечистой совестью, или обостренные чувства — антенна влюбленной женщины, позволяющие ей ощутить какую-то трещину в нем? Почему эти руки, которые доставляли ей столько наслаждения, действовали не нежно, а так бесцеремонно и грубо?
Она хотела его остановить, но он не слушал ее отрывистые просьбы. Она его умоляла о… да, собственно, о чем? Об избавлении? О продолжении столь желанных страстных пыток? Почему он так долго ждет?
Она всхлипнула, когда он наконец вошел в нее глубоко и решительно. Она предалась безумию чувств, которые он высвободил в ней, и бросилась ему навстречу, не щадя себя. Она увлекла Джеймса с собой в страстный ритм, который их объединил и который наконец обрушил ту стену, за которой он скрывался весь вечер. Она почувствовала, что он совершенно забылся. То же самое произошло и с ней.
Здесь было наконец то единство, то взаимное проникновение, которое делало из ее любви нечто большее, чем секс. В этот миг они полностью принадлежали друг другу. Они летели через невесомое ничто, которое отделило их от всего мира и его законов. В калейдоскопе из рассеянного света и бархатной, бесконечной ночи.
Шарлотта не знала, сколько времени она так лежала, отдалившись от действительности. Она чувствовала себя совершенно обессиленной, совершенно пустой. И хотела найти тепло и чувство защищенности в объятиях Джеймса. С закрытыми глазами она пошарила рукой по постели, чтобы найти его тело, но постель была пуста.
Она испуганно открыла глаза, оперлась на руку и осмотрелась. Она была одна. Но из ванной доносился шум душа.
То, что она оказалась одна в этот момент, было как удар по лицу. Прежде всего ей это вдруг показалось самым плохим, что могло бы случиться. Оставить ее одну в то время, когда она приходила в себя. Ни одного ласкового слова, ни одного нежного жеста, после того как она ему целиком и полностью отдалась. Что же произошло? Шарлотта внезапно испугалась, сама не зная почему.