Ловушка для «Осьминога»

На стенах кафе и в особой выставочной веранде, которая служила еще и залом для танцев, висели картины в тяжелых золоченых рамах барочного стиля. С обрамлением картин вопиюще контрастировало их содержание. Художники изобразили на холстах, так сказать, ультра-прозу жизни. Натурой для них послужили старые рваные башмаки, расползшиеся женские чулки, кривые вилки, ржавые кастрюли, уличные бач­ки для мусора, корыта с грязным бельем, куски мяса с копошащимися в них червями, навозные кучи на крестьянских хуторах, общественные уборные снаружи и изнутри, дохлые кошки и никак не ожидавшие стать предметом искусства собаки, задирающие задние ноги у фонарных столбов.

В теплый и безветренный летний день за столиком на открытой веранде кафе сидели трое мужчин: один – лет пятидесяти, двое других – лет под сорок. Те, что моложе, были атлетически сложены, оба голубоглазы и белокуры, как и большинство жителей скандинавского портового города Ухгуилласуна, расположенного на северном побережье Балтийского моря, но жителями Ухгуилласуна эти люди не были.

Один из них, Майкл Джимлин, был кадровым американским разведчиком, сыном весьма состоятельных родителей, который поначалу счел разведывательную работу весьма забавной и щекочущей нервы, а затем так и остался в ней, превратившись из дилетанта в довольно опытного профессионала.

Сейчас Майкл числился помощником военного атташе в соседнем государстве, граничащим с Советским Союзом.

Второго звали Стивом Фергюссоном. Дипломатического паспорта у него, сотрудника ЦРУ, не было, но подданство он имел американское. Впрочем, по характеру нынешней работы Стив Фергюссон должен был быть свободно практикующим бизнесменом, это предоставляло известную свободу действий, хотя и не было так безопасно, как заниматься шпионажем, имея в качестве щита дипломатический иммунитет.

Настоящее имя Стива – Рутти Лаймесон. Отец у него наполовину швед, наполовину финн, а мать – рус­ская графиня. Родился Рутти 19 сентября 1944 года и всегда считал этот день «черным днем» своей родины, ибо именно тогда Финляндия заключила перемирие с Россией и вышла из войны. С детских лет он впитал яд шовинистических проповедей, которыми его потчевал отец, Ивар Лаймесон, бывший командир разведывательно-диверсионного батальона финской армии, перебравшийся в сорок четвертом году в Швецию, чтобы избежать наказания за содеянные военные преступления. Рутти Лаймесон стал достойным восприемником отца. И неудивительно, что в Центральном разведывательном управлении Рутти давно пользовался доверием и был на хорошем счету.

– Какое счастье, что здесь нашлась открытая веранда, – сказал третий в их компании, лысый, с подержанным лицом человек, невысокого роста, с наметившимся брюшком. – Сидеть среди этих, с позволения сказать, картин, значит, надолго отбить себе аппетит. Зачем вы затащили нас сюда, Майкл?

– Мои вашингтонские друзья, мистер Сандерс, прочли в «Нью-Йорк таймсе» об открытии этого кафе и попросили побывать здесь, – ответил, широко ухмыляясь, Майкл Джимлин. – Ведь я на той неделе лечу в Штаты. Вытащу оттуда приятелей на вечерок в «Подворотню».

– Для этого вовсе не обязательно было приглашать сюда нас, – проворчал Вильям Сандерс. – Я, конечно, понимаю, как работают для нашего дела все эти изыски в искусстве, музыке, в социальных движениях молодежи… Но, право же, если хочешь облить недруга грязью, вовсе ни к чему окунаться в нее самому.

– Но кухня здесь неплохая, мистер Сандерс, – примирительно сказал Стив Фергюссон. Он многого ждал от предстоящего разговора – необходимо было убедить шефа принять его план прикрытия нового разведывательного учреждения.

Пока выбирали еду и напитки для обеда, Майкл Джимлин затеял разговор о философских и социологических актах насилия. Он закончил Гарвардский университет, написал и опубликовал несколько работ, в которых развивал идею природной агрессивности человека, и считался в своих кругах неплохим теоретиком. Когда необходимо было дать «интеллектуальное» обоснование какой-нибудь серьезной операции, его даже приглашали иногда на заседания Координационного совета ЦРУ.

– Вот вы сетуете на расширяющееся в Европе да и повсюду движение за мир, – сказал Майкл, обращаясь к Вильяму Сандерсу, поскольку Стив не любил разговоров на общие темы. – Но, мистер Сандерс, это вполне естественно. Борьбу за мир ведут люди, которые не уверены в том, что выстоят в схватке. Они пацифисты не от миролюбия, а от боязни насилия, на которое сами неспособны по разным причинам. А поскольку насилие разлито в нынешнем воздухе, он просто пропах насилием, от этого и всякие социальные выверты. Слишком долго мир живет без войны, человечество устало в ожидании хорошего кровопускания.

– Сегодня это палка о двух концах, – сказал Вильям Сандерс.