Ловушка для «Осьминога»

Академик Колотухин принял Николая Колмакова в точно назначенное ему время. До этого майор обратился в бюро пропусков НИИэлектроприбор, где ему, согласно всем правилам, выписали по предъявленному паспорту соответствующий пропуск, заказанный лично Василием Дмитриевичем.

Чтобы не обнаруживать причастности к определенному ведомству в некоторых ситуациях, вроде вот этой, только что возникшей, у Николая Колмакова, как и остальных его коллег, наряду со служебным удостоверением был и обычный паспорт.

На проходной института пропуск тщательно проверил строгого обличья вооруженный пистолетом вахтер, внимательно сличил фотографию на паспорте с наружностью одетого в гражданское платье майора и как бы нехотя нажал педаль, которая освобождала турникет, закрывающий проход вовнутрь.

На этаже, где размещался кабинет, академика Колотухина, у Николая Ивановича снова проверили документы. Посмотрела пропуск и паспорт Колмакова и секретарь директора, миловидная женщина лет сорока. По данным майора, ее звали Нина Григорьевна, фамилия ее была Минаева, и она давно уже работала с Василием Дмитриевичем

– К вам товарищ Колмаков, – сказала секретарь, повернувшись к пульту с тумблерами и разноцветными лампочками.

– Я жду его, Нина Григорьевна, приглашайте, – ответил голос Колотухина.

Он встретил майора на полдороге от письменного стола до входа в просторный кабинет, где все было обычным: стол хозяина, стол для совещаний, низенький столик с четырьмя креслами и торшером для приватных бесед, шкафы с книгами, средне-русские пейзажи хорошего современного письма и старомодный фикус в углу. Это доброе дерево сатирики несправедливо превратили в символ мещанства, и те, кто боялись прослыть мещанами, начисто повывели их из кабинетов и квартир.

Заметив взгляд гостя на фикус, академик Колотухин улыбнулся.

– Удивляетесь? – спросил он, пожимая Колмакову руку. – Могучее дерево… Мне оно нравилось с детства. Отец тоже любил фикус, говорил мне, что помнит его ребенком в гостиной деда. А я к деду отношусь с великим почтением. Пионер русского радио, с Александром Степановичем Поповым работал вместе, помогал ему, кстати, в организации дальней радиосвязи в 1901 году. Тогда предел приема-передачи был полтораста километров…

– Увлечение эфиром у вас наследственное, – сказал Николай Иванович в тон хозяину.

– Да, – согласился Колотухин, – только вот на мне эта линия и кончилась… Сын подался на философский. А ведь и он радиоприемники в Доме пионеров мастерил. Потом как отрезало… Я заметил: наши дети упорно не хотят следовать за нами, их не интересуют профессии отцов. А ведь так хочется, чтобы сын пошел за тобой и шагнул дальше тебя. – Академик вздохнул.

– У меня дочь, – сочувственно улыбнувшись, сказал Колмаков. – Сдает экзамены в художественное училище. Сам же я рисовать абсолютно не умею, а жена по профессии врач.

– Да-да, – промолвил Василий Дмитриевич и спохватился: – Давайте перейдем к делу, Николай Иванович. Сядем вот здесь, поудобнее, в кресла. Не возражаете против чашки кофе? Или лучше чай?

– Если можно, то чай, – сказал майор. – У нас в доме все водохлёбы. И я привык, хотя и вырос на Северном Кавказе, в Моздоке. Там больше компот пьют, или, как его называют терские казаки – узвар. А если чай – то калмыцкий, плиточный. С маслом, молоком и солью.

– Пивал я такой в Казахстане, – отозвался Василий Дмитриевич.

Он подошел к письменному столу и попросил Нину Григорьевну принести два стакана чая.

– Фирменного, – добавил академик.

Потом вернулся и сел в кресло, теперь их разделял с майором только низкий столик.

– У нас в доме и здесь, в институте, тоже предпочитают чай, – сказал он. – Сейчас попробуете чай «Наша марка». В нем разные сорта плюс особый набор трав.

Заметив, что Колмаков осматривается в кабинете, академик пояснил ему:

– Здесь я бываю редко. Совещания, встречи с людьми, звонки в Москву – телефон правительственной связи проведен сюда… Остальное время – в лаборатории. Она на этом этаже. Потом я покажу вам ее, познакомлю с ведущими сотрудниками.

– Вот этого не следует делать, Василий Дмитриевич, – мягко остановил Колотухина майор. – Ведь тогда вам придется сказать, кто я такой, а этого, кроме вас, никому знать не надо… Выдумывать мне иную ипостась – значит осложнить дело, поставить вас в неловкое положение.

– Но Лев Михайлович, который просил меня принять вас и побеседовать, дал понять, что вам поручено обеспечить…