Ловушка для повесы

— Я хочу, чтобы ты обсудил со мной, какую лошадь мне следует купить.

— Я с радостью сделаю это, когда закончу здесь.

— Я предпочла бы, чтобы ты отложил все это в сторону...

— Эта сделана черными чернилами, а мне нужна сделанная синими.

— Джордж, пожалуйста...

Слишком поздно она поняла, какую совершила ошибку, захватив в кабинет Джорджа. Пальцы малыша судорожно сжали недоеденное пирожное, и огромная клякса крема шлепнулась в центр стола. С беспомощным ужасом Аделаида наблюдала, как она легла на листок бумаги, который Грегори только что назвал «ключевым». Она приземлилась с громким чмоком, и Аделаида готова была поклясться, что ощутила подошвами силу ее падения. А может, это ее сердце потрясенно рухнуло в пятки.

О нет. О нет!

Она, не моргая, уставилась на это безобразие, с ужасом сознавая, что все остальные тоже не могут оторвать от него глаз. Мужчины не произнесли ни слова. Не шевельнулись. Даже Джордж, кажется, понял, величину случившегося несчастья. Он замер в ее руках и напрягся, как оловянный солдатик.

Медленно, с величайшей неохотой Аделаида перевела взгляд на Коннора, но тот все еще смотрел на стол. Она торопливо подыскивала какие-то слова, чтобы заполнить жуткую паузу, но таких слов не находилось. Что, если этот ущерб непоправим? Что, если эта бумага бесценна? Она должна быть очень важной, раз лежала поверх других. Сердце ее бешено билось, готовое выскочить из груди. Мщение составляло весь мир Коннора. Именно его он жаждал больше всего на свете. Ради этого он не жалел сил, работал не покладая рук...

— Коннор, я...

Аделаида умолкла, когда Коннор шевельнулся. Очень тихо и медленно он решительно погрузил палец в середину кляксы, захватив им довольно много крема. Он поднял глаза на Джорджа, а потом, к ее величайшему изумлению, сунул палец в рот и затем вытащил его с громким чмоканьем.

— Манна небесная, — произнес он и подмигнул ей.

Джордж слов не понял, но он уже знал, что есть упавшую на пол или на землю еду глупо и плохо. А может, ему просто понравился звук шлепка крема на бумагу. Так или иначе, но он запрокинул голову и разразился громким смехом. Его маленькое тельце буквально сотрясалось от хохота в ее руках. Он задыхался от восторга.

Одного этого было достаточно, чтобы растопить сердце Аделаиды, но ещё больше ее потрясло — у нее буквально перехватило дыхание — это выражение лица Коннора. Он был явно горд собой. Горд, доволен и немножко потрясен. И все потому, что сумел рассмешить ребенка.

В этот миг Аделаида осознала, что безнадежно и неотвратимо влюбилась в своего мужа.

Это чувство настигло ее так внезапно и с такой силой, что у уже потрясенной происшедшим Аделаиды подкосились ноги. Сердце подпрыгнуло к горлу, кровь застучала в висках, воздух застыл в легких. В голове наступил полный сумбур.

Она могла только смотреть на Коннора и с трудом выдавить из себя абсолютную глупость:

— Я отчищу...

Коннор покачал головой и подвинул злосчастную бумагу к Майклу.

— Я сегодня же пошлю письмо лорду Гидеону в Мердок-Хаус, и мы сможем завтра туда поехать. Ручаюсь, что у него найдется лошадь, которая тебя устроит.

Лошадь? Он хотел говорить о лошадях?!

— Я... Благодарю тебя. Я просто... — Аделаида попятилась и чуть не поморщилась, когда Коннор, обойдя письменный стол, взял ее за руку. — Я очень сожалею, — прошептала она, когда муж повел ее к двери. — Правда, очень. Я знаю, как много это для тебя значит... Я достану тебе другую.

— Ты же не знаешь, что это такое.

— Это синяя карта, — пробормотал Грегори издали.

Ей хотелось провалиться сквозь землю, забрав с собой то, что осталось от лакомства Джорджа.

— Я очень сожалею. Очень-очень...

Коннор нежно подтолкнул ее, ласково выставляя за порог. Она уже готова была воспользоваться возможностью сбежать, но следующие слова Коннора, сказанные очень тихо, ее остановили.

— Знаешь ли ты, Аделаида, истинную причину, по которой я не сделал тебя своей любовницей?

Значит, была и ложная? Она растерянно покачала головой.

— По той же причине, по какой я не рассердился из-за крема. Ты много значишь для меня.

И, сообщив ей эту поразительную новость, он закрыл за ней дверь.

Аделаида невидящим взглядом уставилась на деревянный узор перед ее глазами... но Джордж нетерпеливо задвигался и начал ныть. И она медленно направилась по коридору прочь.

«Ты много для меня значишь...» Это вряд ли можно было назвать объяснением в любви, и один Бог знает, как бы она откликнулась на это, если б его слова не завершились захлопнутой перед ее носом дверью... Но все-таки...

«Ты много для меня значишь».

Это было чудесно. Паника, овладевшая ею, когда она осознала свои чувства к Коннору, медленно оставляла ее. Неуверенность осталась, но смягченная надеждой. Возможно, Коннор ее не любит, но она много для него значит, и это прекрасное начало. Так что вовсе не глупо поверить, что симпатия может перейти в нечто большее. Совсем не так уж неосмотрительно влюбиться в мужчину, который к ней неравнодушен. Это было... ослепительно волнующе.