— Где шарики? Я не видел! Прямо из самолета спустился на парашюте в окно, — придумывает на ходу.
Все он видел, конечно. Был на кухне. У него в руках чашка с капучино для меня.
Как я могла проспать и не встретить его? Специально надела красивое белье для этой цели. Хотела поразить и сходу завести. Всего двадцать часов вместе. Мне не хватит.
Он подходит, садится рядом, обнимает. Николь тут же карабкается на кровать и виснет на нас.
— Я послушная, ждала тебя в кроватке, — шепчу ему на ухо и целую в щеку. — С Днем рождения, любимый! Твой подарок, — глазами показываю на коробку с рубашкой.
Никита кивает и тянет в себя воздух с моих волос. Обнюхивание меня — его фетиш. Знаю это, но никак не привыкну. Все внутри трепещет и сжимается от этого действия. Не было бы рядом с нами Николь, уже запрыгнула бы на него.
Нику сдерживаться еще сложней. В его глазах такие вспышки фигачат — не заметить невозможно. Как только наши глаза встречаются, у меня во рту пересыхает. Боже, как же я его люблю. Как невозможно сильно скучала. Как я вообще дышу, когда он не рядом?
Дружно втроем мы спускаемся на кухню. Там как обычно солнечно, тепло и вкусно пахнет кофе. Под потолком две сотни шариков. Матовые белые и золотые, они красиво зеркалят солнечные лучи и от этого весь первый этаж выглядит по-особенному нарядным.
Ника вручает свой рисунок. Мы с Никитой вместе рассматриваем милые каракули дочери. На простом альбомном листочке семья. Папа, мама, девочка и собака. Собака же? Изображение в формате «палка, палка, огуречек», сразу не угадаешь.
— Николь, это кто рядом с тобой? Собачка? — уточняю я.
— Это единорог, — спорит Никита.
— Малыс, — отвечает Николь, всасывая через трубочку какао.
Сегодня я не буду мучить ее кашей. В честь папиного праздника она позавтракает тортом и какао.
— Малыш единорог? — уточняю, доставая из холодильника торт.
— Малыс, — недовольно повторяет доча и я замираю.
Стою как мумия с тортом на вытянутых руках, пытаясь понять, откуда Николь знает про малыша. О моей беременности не знает никто.
Никита смотрит на меня, потом на торт. Читает надпись и заходится смехом.
— Торт! Торт! Торррт! — скандирует Николь.
Про свечки я вспоминаю уже после того, как она откусывает кусок еще не резанного торта. Но свечи Никита все же задувает.
На фото, которое я делаю на память, Гордиевский выглядит словно супермодель или сказочный принц, если хотите. Невозможно красивый в переливах утреннего солнца он счастливо смеется, обнимая по уши перепачканную кремом Николь. Мы с неизвестным малышом с рисунка остаемся за кадром, но это только пока. Я убираю телефон и бесконечно фотографирую глазами, делаю сотни тысяч кадров и записываю их на подкорку. Там у меня отдельный диск имеется, называется «Мой рай».
Варварски искусав торт, Николь утаскивает Никиту к себе в комнату, у них свои секреты. Просто поразительно, насколько быстро они подружились. Тот случай, когда кровь — точно не вода.
Я убираю кухню и делаю себе второй кофе. Втягивая молочную пенку, смотрю в окно и думаю, что взять с собой на одну ночь в отель. Можно вообще ничего не брать, наверное. Завтра в это же время мы с Ариной уже будем здесь.
Никита приближается незаметно, обнимает сзади.
— Мария сегодня берет к себе Николь? — спрашивает, притираясь, — Очень хочется развернуть свой главный подарочек, — ныряет руками за мой шелковый халатик, гладит меня через белье, — Красивая обертка, но хочется попробовать внутри…
Напрасно я переживала, что новый комплект остался незамеченным.
— Могу отвезти. Хоть сейчас. Маша ждет, — дыхание становится сбивчивым.
— Я отвезу, — перебивает и горячо целует в ямочку за ухом, — Ты оставайся и жди вот тут, — разворачивает, подхватывает и усаживает меня на кухонный островок.
— Эй! — пытаюсь возмутиться.
— Сиди и жди. Мне этот остров уже снится. Надо закрыть гештальт, — смеется и уходит собирать Николь.
Минут через сорок возвращается. Естественно, я не ждала. За это время навела порядки в спальнях и собрала небольшую сумку с собой. В кармашек положила завернутый в подарочную бумагу тест.
— Что-то я не понял, куда делся мой подарок? — зовет Никита, когда я уже спускаюсь.
— Он задолбался неделями ждать своего хозяина, — шучу, но в этой шутке нет ничего смешного. — Подарок хочет нежности и восхищения каждый день, а не раз в две недели. Ему начинает надоедать скучать и жить в ожидании.
Озорной блеск в глазах Гордиевского пропадает.
— Птенчик, ты чего? Обижаешься, да? Иди ко мне, — протягивает руку, — Расскажу что-то хорошее.
Даю себя обнять и увести на диван. Никита садиться, тянет меня на себя. Я упираюсь, плюхаюсь рядом. Что хорошего он может мне сказать? Наговорит вагон пошлостей, как обычно, а мне уже не хочется. Настроение пропало.
— Давай заливай, мой господин, как будешь пользовать меня почти целые сутки, — говорю и грустно усмехаюсь.
— Буду. И тебе понравится, — заявляет.
Притягивает за плечи и укладывает поперек себя. Я кладу голову ему на колени, он поправляет мои волосы и нежно гладит.
Ох уж эта его неисправимая самоуверенность! Бесит она меня и вместе с тем обезоруживает.