Только чувство вины никак не исчезнет.
И вдруг до меня доходит, почему я так разозлился.
Все три года я считал ее своей. Не видел, не слышал, знать ничего о ней не знал, но помнил, как тихо и уверенно она сказала: «Да, твоя».
Где-то глубоко во мне жил глупый романтик, который верил, что так говорят только раз в жизни. Полагал, приеду и легко возьму своё. Но моего здесь не оказалось. Кого-то надо было обвинить и наказать. А некого. Она сама себя у меня украла. Наказал её. И себя заодно.
Спать в этой комнате невозможно. Душит.
Спускаюсь вниз, на диван. Опускаю оконные роллеты и вырубаюсь.
* * *
На вечеринку мы опаздываем. Сначала я проспал, потом Юля никак не могла определиться с обувью. В итоге приехали на полтора часа позже.
На террасе ресторана шумно и многолюдно. Но с улицы разглядеть присутствующих не получается — в проемах навесили золотистые шторки с гирляндами из бусин. Они красиво бликуют и придают полуоткрытому пространству интимность и определённый шик.
Идея хорошая. Молодец Птичка! С чувством стиля у нее всё хорошо.
Так, стоп! Не нужно думать о ней.
Юля берёт меня под руку, прижимается.
— Слушай, а там по-русски кто-нибудь говорит? Или мне весь вечер придется улыбаться, как глухонемой?
— Белецкие же оба говорят. Из университетских Пашка обещался быть, — задумываюсь. — Остальные гости из Штатов и Англии.
— Паша — это тот, у которого винодельня в Италии и болезненный развод?
— Он уже снова жениться собрался. Считай, что нет завидного жениха, — охлаждаю на старте. Юля любит сватать своих подруг моим друзьям и компаньонам. — Зато есть Тимур, хозяин ресторана. Тоже из наших. Петух питерский. Тебе такие нравятся.
— Петух — это гей, в смысле? — уточняет на полном серьезе.
— В смысле дохрена хорохорится, — ржу. — А гей — это просто гей, Юля. Тимур не из их числа, можешь смело навязывать ему своих незамужних куриц.
Мы заходим и одновременно ахаем. Обилие мишуры, перьев и живых цветов поражает. Гарик расстарался! Организовано всё по высшему разряду. По периметру зала фуршетные столики с вычурными закусками. В центре огромная горка шампанского. Музыканты играют джаз. Все присутствующие в костюмах и платьях эпохи Гэтсби. Удивительно, но никто не проигнорировал условие вечеринки.
Шик, блеск, красота!
Но все это великолепие я вижу фоном. Потому что прямо по курсу у меня ослепительно прекрасная Птичка. Стоит и искрится в лучах софитов вместе с шампанским в ее бокале. В открытом блестящем топике и критически короткой юбке. Тонкая и манящая. Невероятная! Меня не замечает. Весело щебечет с Заком — американским компаньоном Гарика. Самым богатым и, пожалуй, самым привлекательным неженатым мужиком из числа присутствующих.
Хруст собственных зубов я слышу впервые в жизни. Хочется подойти, без каких-либо предисловий взять за руку и вывести отсюда. Посадить в машину и отвезти домой, в ту самую комнату, где прошлой ночью я облажался. Просто, сука, взять и увезти! Потому что она — моя, и я хочу её до зубного скрежета.
Глава 17
Что же в ней такое особенное есть?
Никита
Что же в ней такое особенное есть?
Лучший друг — он потому так и зовётся, что знает тебя лучше всех. Вовремя подошедший Гарик единственный замечает, с какой неистовой решительностью я смотрю на Птичку, и успевает остановить. Не дает натворить херни.
— Господа Гордиевские пожаловали! — громко оповещает присутствующих и целует Юле руку.
Моя жена тут же входит в образ и начинает хихикать и жеманничать. Это у нее отлично получается. На приемах и вечеринках бывшая мисс края как рыба в воде.
Подбегает счастливая Арина. Целует нас в обе щеки и возбужденно рассказывает программу вечера. Пока они с Юлей отвлекаются, я успеваю поймать мимолетный взгляд Сони. Скользит равнодушно и отворачивается, возвращаясь к милому общению с америкосом.
Челюсти больно сжимаются. Гарик закидывает на меня руку и сквозь улыбку тараторит в ухо:
— Спокойно, друже! Держи себя в руках. Не знал, что она будет, прости. Арина с ней спелась и уговорила.
Я был уверен, что после прошлой ночи Птичка сюда не сунется, но с утра на всякий случай позвонил Гарику. Он уверил, что она отказалась от приглашения.
Друг ведёт меня к барной стойке, откуда нам приветственно машут сокурсники. Проходим мимо Сони и американца.
— Хай, бро! — орёт Зак и лезет обниматься, словно мы сто лет знакомы.
А мы виделись всего раз и то на бегу.
София кивает, разворачивается и уходит. Не тушуется и никак не выдает волнения. Ни разу не взглянув на меня, отворачивается и идет к Тимуру. От одного кобеля к другому.
На баре мы с Гариком по старой традиции заказываем односолодовый виски. Народ нас высмеивает. Дескать, по Фицджеральду надо пить «Мятный джулеп». Тот же «Мохито», только вместо рома вискарь.
— Я коктейли десять лет как не пью, — напоминает Гарик, и мне приходится его поддержать.
Рассказываю тем, кто не в теме, как на втором курсе мой дружбан на Хэллоуин перебрал «Кровавой Мэри» и его всю ночь рвало. Утром я отвез его в госпиталь на капельницу и вернулся мыть заблёванную ванную комнату.