Ловушка для птички (СИ)

— Ты совсем не так поняла, доченька, — вздыхает мама, и я вижу, что она плачет. — Гибель папы назвали несчастным случаем, но там была преступная халатность. Наказания никто не понес, а должны были. И технологи производства, и главный инженер. Коллеги твоего отца настаивали на переквалификации дела, но Гордиевский не хотел шумихи и замял. Хотя сам чуть не пострадал. Он ведь тоже был на испытаниях.

Я смотрю на плачущую маму стеклянными глазами и не верю своим ушам. Она разводит руками:

— …Никто никого не убивал специально, Соня. Ты поняла меня неверно. Прости! Мне так жаль…

Я обхватываю голову и роняю ее на колени. Укрываюсь, словно где-то рядом бомбят. Мой мир сейчас взрывается, и мне не остается ничего, кроме как прятаться, чтобы уцелеть.

Что же я натворила?..

Всю ночь я бесконечное количество раз прокручиваю разговор с мамой, ища себе оправдание. Винить других гораздо легче, чем принять факт, что во всём виновата сама.

Осознание ошибки дается тяжело. Я плачу и противлюсь точно так, как в детстве, когда боялась заглянуть в почерканный листок с диктантом.

Утром в аэропорту ловлю на себе долгие и жалостливые взгляды мамы. Она улетает на три часа раньше нас с Николь. Мы приехали ее провожать и будем тусоваться в зале ожидания до своего рейса.

За огромными стеклами льет дождь. Ненавижу сочетание дождь-самолёт. С того самого дня, когда мы с Никитой прощались в парижском аэропорту. Погода была точно такой же. Когда он улетел, мне позвонила мама. Она хотела поддержать, начала рассказывать об отце. Я была как в тумане и не захотела слушать до конца. Сделала поспешные выводы. Чудовищно ошибочные!

Я смотрю на моросящий за окном дождь и чувствую себя опустошённой. Мы с мамой стоя пьем прощальный кофе. Ника играется со своим плюшевым чихуашкой и не обращает на нас внимания. Я сутулюсь и прячу заплаканные глаза, мама снова смотрит необычно. За всю жизнь не помню столько жалости в ее взгляде. Даже когда я лежала в больнице с пневмонией, она не смотрела на меня с таким теплом. Должно быть, сейчас я выгляжу еще более жалко.

— Соня, если я могу тебе как-то помочь, ты только скажи, — шепчет она еле слышно.

— У Арсения в гараже не завалялась случаем машина времени? Мне тут недалеко сгонять, года на три назад, — хмыкаю с нескрываемой грустью.

— И что бы ты там сделала? Не прилетела на тот конкурс?

— Я бы ни за что не отпустила его. Но, кажется, мой поезд ушел, автобус перевернулся, а самолет разбился. Я у тебя неудачница, мама.

— Ты у меня самая лучшая, дочь! — неожиданно задвигает мама. — Ты добрая, великодушная и сильная. Ты всё исправишь и будешь счастлива. Я знаю, что ты сможешь.

После этих слов моя спина сама распрямляется, а в глазах проясняется. За окнами всё также пасмурно, но для меня мир становится в сто раз светлей. Я забыла, что вера близкого человека может так вдохновлять.

Когда объявляют мамин рейс, мы еще долго обнимаемся. Николь виснет на нас обеих и по очереди целует.

— Мои самые р-р-родные девоськи! Самые р-родные, — повторяет, чмокая в щеки, носы, подбородки — куда попадёт.

— Я всё исправлю, — обещаю одними губами, ловя прощальный мамин взгляд.

Пока не знаю как именно, но я подумаю. Вспомню все правила и сделаю работу над ошибками.

Наш с Николь рейс задерживают из-за шторма. В Барселону мы прилетаем только вечером. Нас встречает Мария.

— Маса! — визжит Николька, увидев ее в зале прилёта. — Там был ш-шторм! — старательно выговаривает нелюбимую «Ш».

— Как отдохнула? — косится Мария на меня.

— Там был шторм. Конкретный! И я не про погоду.

— Не ужилась с мамой?

— С ней как раз всё хорошо. Прилетал Гордиевский, привез с собой цунами.

— А мне сказал, что хочет сделать сюрприз, — хмыкает.

— Он никогда не обманывает. Сюрприз получился умопомрачительным и сногсшибательным, в прямом смысле этих слов.

— Ты ему сказала?

— Не успела. Случилось то, чего я боялась: он узнал не от меня.

— И не от меня! — она выставляет вперед руки, и я киваю. — И что теперь?

— Теперь Николь получит отца, а я потеряла любимого мужчину. Он не простит меня. Без доверия нет любви, а он больше не верит мне. Он так сказал.

— Верни его доверие.

— Как, Маша? По вечерам я строчу ему телефонные письма. Объясняю свои мотивы, прошу простить и забыть те глупости, что наговорила… Извиняюсь за ложные обвинения. Потом читаю их и тошно становится. Не отправляю. Все эти слова не значат ровным счетом ничего!

— Когда слова теряют ценность, на помощь приходят поступки, — говорит Мария и садиться в машину.

Я поднимаю глаза в небо, смотрю в его бесконечную синеву и понимаю, как именно все исправлю. Только что мне подсказали правило.

Глава 29

перемен хочется, как никогда раньше

До самого аэропорта я перевариваю наш малоприятный разговор. Раскладываю по буквам, анализирую и резюмирую: Птичка запуталась. Хотела забыть, но ребенка оставила. Хотела сказать, но упорно скрывала. Дочь моя — это факт, с остальным надо разбираться.