Даже обсуждение однолетовской бороды переросло в склоку, закончившуюся сакраментальным «жопе слова не давали!». Это сакраментальное Макс бросил Алексу и был, в общем-то, прав: стриг Пашу именно он, а Алекс всего лишь отвечал за кофе. И за
У Макса оказалась мастеровитая и твердая рука. И несомненный талант стилиста. Борода Однолета, до сих пор служившая бессмысленной ширмой его – таким же бессмысленным – губам, неожиданно приобрела самостоятельную ценность. Теперь ее сложная и прихотливая структура (три пары ножниц, машинка для стрижки, жгуты и нити) подчеркивала выигрышные черты и умело маскировала провальные.
Не Тор, само собой, но викинг из третьей сотни – точно.
– Морда у вас, конечно, как башмак, – сообщил Паше перфекционист Макс. – Но тут уж ничего не поделаешь. Могу нанести маску в качестве временной меры. Синяя глина, минералы, перчик халапеньо. Делу это вряд ли поможет…
«Перчик халапеньо» в гейских устах прозвучал более чем двусмысленно.
– Не надо маску. – Однолет вцепился в подлокотники и инстинктивно вжался в кресло. – По-моему, все и так очень хорошо…
– Действительно, Буся. – Алекс решил поддержать Пашу. – Не навязывай человеку дополнительные услуги. Еще обвинят в гейпропаганде. А все должно быть по обоюдному согласию, правда?
Шатен подмигнул Однолету и расхохотался.
– У меня девушка есть.
Зачем Паша сказал об этом? Геев не интересуют девушки, и уж тем более – девушка залетного клиента, которого они видят в первый и последний раз.
– Бедняга, – теперь уже захохотал Макс.
– Наши соболезнования, – поддержал его Алекс.
В общем и целом два брата-акробата были миляги. И парный конферанс им удавался, и их нарочитое хамство не выглядело оскорбительным, скорее – веселым и безобидным. А еще они были хорошими психологами: сразу вычислили, что Паша – интеллигентный человек, миролюбивый, и у него и в мыслях нет к ним прикопаться. Окажись на его месте гопник, футбольный ультрас или член уличной группировки «Коловрат» – поведение обоих Бусь было бы совсем другим.
С привкусом металла и крови во рту, – никакими печеньками не заешь.
– Она скрипачка, – сказал Паша. – Живет здесь неподалеку.
Улыбки на лицах Макса и Алекса засверкали, затрепетали – как рыбьи плавники на прошитом солнцем мелководье.
– Ага, – промурлыкал Макс. – Интересно.
– Очень, – поддакнул Алекс. – Как тесен мир. Правда, Бусь?
– Не то слово, Бусь.
– У нас тоже есть знакомая скрипачка. И тоже живет поблизости.
«Поблизости» и «неподалеку» – слова-синонимы, не так уж много скрипачек сыщется на маленьком пятачке в спальном районе Петербурга. Если вычесть музыкальные школы для детей, разумеется. И самоучек, терзающих инструмент назло соседям. Не исключено, что и Паша, и Макс с Алексом имели в виду одного и того же человека. Выяснить это можно было в течение минуты: во внутреннем кармане однолетовской куртки лежала посмертная фотография Сандры. Предъяви он ее – и все сразу станет на свои места. И если окажется, что Макс и Алекс знакомы с девушкой, они – с вероятностью девяносто девять процентов – назовут ее настоящее имя. И наверняка сообщат подробности, способные пролить свет на ее личность.
Об этом Паше поведала Бо в тот единственный вечер, когда была его герлфренд. Непонятно, почему вообще в разговоре с Бо всплыла подобная тема. Ага. Бо жаловалась на парней, какие они нечуткие и как неспособны понять.
– Понять что? – удивился Паша.
– Что угодно.
– Может быть, с ними нужно просто поговорить?
– Это не поможет.
– А если поговорить подольше?
Парни не умеют говорить долго, не любят. Парни озабочены эрекцией и доминированием, а еще проблемой самореализации (опять же, понимаемой как доминирование) и проблемой больших денег. Для таких случаев, чтобы девушки не чувствовали себя совсем уж неуютно, природа и придумала геев. Безотказные жилетки и великих утешителей, которым не нужно от девушек ничего.