Ловушка для Слепого

– Фамилия?! – зверским голосом прорычал Глеб, обращаясь к девушке и держа мальчишку за шиворот.

– С… Соколова, – дрожащим голосом ответила та. – Екатерина.

– Это твой дружок? – не меняя тона, спросил Слепой, встряхнув свою добычу, как авоську с картошкой.

– Да.

– Ты зачем угнал машину, сукин сын?! – обратился Глеб к мальчишке.

– По.., покататься".

Секунду Слепой боролся с острым желанием отвесить сопляку подзатыльник, потом выпустил его воротник, обогнул джип и, перемахнув через ограждение, бросился бежать прочь от места аварии, расталкивая толпу. На соседней улице он выбросил на тротуар дремавшего за рулем милицейского «бобика» рядового патрульно-постовой службы и под вопли его оказавшихся поблизости товарищей сорвал машину с места. Он чувствовал, что опаздывает.

Только оказавшись в заросшем старыми деревьями дворе на Мосфильмовской, он понял, что не знает адреса. Ему редко хотелось кричать от досады, но сейчас был как раз такой случай. Он остановился посреди асфальтированного проезда, задрав голову и обводя взглядом ряды равнодушных окон, и тут где-то справа от него, как показалось – на втором этаже, хлопнул выстрел. Второй выстрел прозвучал, когда он уже прыжками несся по лестнице.

На площадке второго этажа какая-то старуха попыталась захлопнуть дверь, увидев бегущего по лестнице человека с пистолетом в руке. Реакция у нее была уже не та, и Глеб успел просунуть в щель носок ботинка.

– Где стреляли? – быстро спросил он.

– На третьем этаже, – так же быстро ответила старуха. – В семнадцатой, у Дынниковых. Ногу убери.

Глеб взлетел на третий этаж. Дверь семнадцатой квартиры была приоткрыта, из замочной скважины торчала забытая связка отмычек. В квартире больше не стреляли.

Слепой бесшумно распахнул дверь и сразу, не собираясь с духом и не раздумывая, вихрем ворвался в прихожую. Ему немедленно пришлось перепрыгивать через какие-то сумки и тряпки, валявшиеся по всему полу, и он едва не проскочил дверь в спальню. Оттуда ударил выстрел, пуля отколола длинную щепку от дверного косяка, Слепой сразу же нырнул под прикрытие стены, но за краткое мгновение, которое потребовалось ему, чтобы миновать опасную зону, он успел разглядеть и стоявшего напротив двери Сивого с пистолетом в руке, и прикованную наручниками к спинке широкой двуспальной кровати светловолосую изможденную девушку. Ему показалось, что девушка еще жива, и он понял, что это ненадолго.

– Эй, ты, ловкач, – послышалось из спальни, – бросай ствол и выходи. У меня заложница.

– Ты погорел, Сивый, – сказал Глеб. – Я тебя оттуда не выпущу.

– Болтовня, – презрительно откликнулся Сивый. – А как же девчонка?

Глеб стиснул зубы и медленно поднял пистолет. Он вызвал перед своим мысленным взором картину, которую видел, проскакивая мимо дверей спальни: окно, кровать, изможденное лицо с коричневыми кругами под глазами, стальные браслеты наручников и темная фигура на фоне окна.

– Выходи, умник, – сказал Раскощин. – Дай хотя бы посмотреть на тебя.

– Уже иду, – откликнулся Глеб. – Сейчас посмотришь.

– Пистолет на пол, – повторил Сивый.

– Подавись, – сказал Глеб, швырнул на пол связку ключей и стремительно шагнул следом.

Реакция у Раскошина оказалась отменной: два выстрела почти слились в один. Глеб почувствовал, как ребра с левой стороны словно обожгло кнутом. «Куртку жалко, – ни с того ни с сего пронеслось в голове. – Что я Ирине скажу?»

– Ну что, – спросил он, глядя в остановившиеся глаза бывшего подполковника ФСБ Раскошина, – разглядел?

Раскошин издал невнятный горловой звук и повалился лицом в паркет. Глеб повернулся к нему спиной и увидел Активиста, кособоко привалившегося спиной к стене. Некоторое время он молча смотрел в открытые глаза Виктора Шараева, потом медленно спрятал пистолет, шагнул к трупу и закрыл ему глаза. Позади застонала, требуя дозу морфия, Мария Дынникова. Слепой поискал слова, которые можно было сказать в данной ситуации, но не нашел: все они были кем-то уже тысячу раз сказаны, спеты, выкрикнуты, написаны на знаменах и заборах и затерты до полной потери смысла. Прощального слова не получилось. Вместо этого он снова наклонился, запустил руку в нагрудный карман матерчатой куртки Активиста, вынул полупустую пачку сигарет, зубами вытащил одну, вернул пачку на место, отыскал зажигалку и закурил.

Телефон обнаружился в гостиной. Глеб набрал номер и стал слушать гудки, с наслаждением затягиваясь сигаретой. Трубку сняли после второго гудка.

– Я закончил, – сказал Глеб. – Девушке нужна «скорая». Да, и постарайтесь приехать поскорее – в этой квартире куча денег.

– А товар? – спросил Малахов.

– На даче… На соседней даче, прямо за забором, накрыт пленкой и забросан ветками.

– А…

– Умер, – ответил Глеб на невысказанный вопрос полковника.

– Кто умер?

– Да все, – устало сказал Глеб. – Все умерли. Вот такая грустная история.

Он повесил трубку, еще раз заглянул в спальню и вышел из квартиры, оттолкнув ногой туго набитую спортивную сумку, стоявшую на полу в прихожей.