Ловушка для Слепого

«Ну дела, – подумал Виктор. – Надо же, как меня разобрало. Это все Тыква, рожа протокольная. Вечно пьет сначала без меры, а потом неделю лечится. Давно я так не напивался.., и давно, признаться, об этом мечтал.»

Похмелья, как ни странно, не было – видимо, он успел по-настоящему проспаться, лишь в висках в ответ на каждое движение начинали часто-часто стучать сердитые молоточки пульса.

Посмотрев на часы, он тихо застонал. Было начало третьего пополудни, и значит, уже не только утро, но и весь день практически миновал. «А в чем, собственно, дело? – сказал себе Активист. – Я что, на работу проспал или коммерческий ларек забыл открыть? Человек рождается свободным. Кто сказал? А черт его знает… Верно, в общем-то, сказал, вот только зря он промолчал о том, сколько усилий приходится потом потратить на то, чтобы эту свободу вернуть, а главное – сохранить. Порой вот так побьешься, побьешься, а потом и задумаешься: а на кой ляд она мне сдалась, эта свобода? Пусть бы дядя за меня думал, а я бы на него работал как придется…»

Он снова посмотрел на часы и обнаружил, что размышления о свободе и работе на дядю украли у него еще пятнадцать минут жизни.

– Все-таки придется вставать, – вслух сообщил он окружающим предметам обстановки. – А вы говорите – свобода… Как в армии, честное слово: вставай-ложись, ложись-вставай…

Ворча, зевая и потягиваясь, он босиком прошлепал в ванную, на ходу стаскивая мятую рубашку и запятнанный какими-то продуктами галстук. В ванной он затолкал все это добро в стиральную машину, попутно обнаружив, что внутри томятся влажные после вчерашней стирки брюки.

– Трах-тарарах я такую и сякую вашу свободу, – в сердцах сказал он, вытаскивая брюки и заталкивая в машину рубашку и галстук.

Он не испытывал раздражения – просто здесь, наедине с собой, ему приятно было иногда побыть этаким ворчливым распустехой, у которого обе ноги левые, а из рук все валится. Он редко мог позволить себе такую роскошь, на людях приходилось быть холодным и собранным.

Приняв душ, он натянул линялую серую майку и застиранные добела старенькие джинсы: брюк у него было всего две пары, и обе пребывали в нерабочем состоянии.

Он уже очень давно не наряжался подобным образом и сейчас испытал нечто вроде ностальгии по тем временам, когда джинсы и старенькая фуфайка были повседневной формой его одежды. В хрустальный ручеек его воспоминаний немедленно вклинилась грязноватая струйка: для начала ему вспомнился брат с его патлами, джинсами, тельняшкой, бородой и брошюрками, а потом и скукоженный субъект – их вчерашний заказчик. Сразу же вслед за скукоженным на ум пришел Телескоп, и настроение стало стремительно портиться. Для прекращения этого неприятного процесса Виктор снял с полки длинную узкую бутылку, свинтил алюминиевый колпачок и сделал добрый глоток.

– Кто хлещет водку по утрам, – переведя дух, сказал он голосом Винни-Пуха, – тот поступает мудро. Тарампарам, парам-тарам.., какое, на хрен, утро?! Какое утро, – повторил он нормальным голосом, – когда половина четвертого? И какая водка, если это коньяк? Если квасишь натощак – значит, клевый ты чувак.., если квасишь ты коньяк.

Он посмотрел в зеркало. Несмотря на выцветшую футболку и в высшей степени неформальные джинсы, на «клевого чувака» он уже не тянул: прическа была не та, да и выражение глаз стало другим – надо полагать, теперь уже навсегда. Виктор задумчиво покачал горлышком бутылки из стороны в сторону, поднял ее повыше, чтобы посмотреть, сколько в ней осталось, с сомнением почесал кончик носа согнутым указательным пальцем, дернул себя за ухо, состроил отражению в зеркале зверскую рожу и с сожалением вернул бутылку на полку. Пить больше не стоило – по крайней мере, до наступления темноты. День прошел только наполовину, и в оставшиеся часы могло произойти что угодно.., особенно учитывая их вчерашние похождения.

Активист недовольно поморщился. Эдик, Эдик… Строго говоря, Тыква был кругом прав: Телескопа следовало пришить за то, что он сотворил. Очкарик был хитер и злопамятен, и теперь, после проведенной с ним в гараже профилактической работы, мог выкинуть любую подлость.

– Господи, – вслух сказал, почти простонал Виктор, – из-за вонючих трех тысяч!

В конце концов он решил махнуть на Телескопа рукой.

При всех своих опасных качествах очкарик был трусоват и никогда не действовал в одиночку.

Пока кофеварка сипела и булькала, исходя ароматным паром, он не торопясь выкурил сигарету, почти не испытывая угрызений совести из-за того, что курит натощак.

"Черта с два, натощак, – подумал он. – А коньяк?

То-то же… Именно это и называется здоровым образом жизни!"

Попивая кофе под следующую сигаретку, Виктор вспомнил одного своего знакомого, который всерьез намеревался прожить не менее ста лет. «Зачем тебе это? – однажды спросил у него Виктор. – Ты что, еще не насмотрелся на весь этот бардак?» – «При чем тут бардак? – послышалось в ответ. – Ты только представь себе: вы все умрете, а я буду жить еще лет тридцать – сорок. Каково тебе это?» – «Кошмар, – искренне ответил Виктор. – Похоже на какой-то фильм ужасов.»