Ловушка для Слепого

– Что случилось? – снова спросила мать. Вопрос был тот же, что и вначале, но тон изменился: теперь в ее голосе звучала настоящая тревога – Это очень долго объяснять, – сказал он. – Тем более по телефону. Я все объясню при встрече. Соберите вещи – только самое необходимое – и ждите меня. Я увезу вас в безопасное место.

Мать молчала. Виктор знал, что она ответит, но надеялся, что сумеет ее переубедить.

– Послушай, – быстро заговорил он в трубку, – да, ты права, я влип. Ты все время права, ты всегда права, а я кругом не прав, но сейчас, просто в виде исключения, сделай так, как я прошу. Послушай меня хотя бы один раз в жизни. Поверь, от этого многое зависит. Я…

– Прекрати истерику, – спокойно сказала она, – и послушай меня. Я никуда не собираюсь бежать и ни от кого не собираюсь прятаться. Я уже слишком стара для того, чтобы отсиживаться по норам в компании уголовников. Как там это у вас называется – малина? Или хавира?..

– Ото, – устало сказал Виктор, – вот это эрудиция.

Но никто не собирается прятать тебя по малинам и хавирам, тем более что я не знаю ни одной. Вы просто поживете в деревне, подышите свежим воздухом и попоете «Там вдали, за рекой» не вокруг газовой плиты, а вокруг настоящей печки, с настоящим живым огнем…

Мать снова помолчала, и Активист был благодарен ей за это: молчание означало работу мысли, а вовсе не поиск контраргументов. С контраргументами у нее всегда был полный порядок, на любой случай жизни в ее арсенале хранилась подходящая ядовитая колючка, и колючки эти она обычно пускала в ход, совершенно не задумываясь, стремясь лишь к одному – посрамить оппонента и оставить за собой последнее слово, не переходя при этом на крик.

– Приезжай, – сказала она. – Это надо обсудить.

– Я не могу приехать, – устало ответил он.

– Все настолько серьезно?

– Все гораздо серьезнее. Гораздо.

– Где ты?

Виктор объяснил, где его найти, пользуясь намеками и определениями, которых не смог бы понять никто, кроме членов его семьи.

– И постарайся не привести за собой «хвост», – закончил он.

– Конспияция, батенька? – спросила она почти весело. Виктор даже вздрогнул. Он никак не ожидал, что в такой ситуации мать станет шутить – не пилить его, не объяснять ему, как низко он пал, не напоминать о том, что она его предупреждала, а именно шутить, причем шутить вот так – пародируя своего мумифицированного кумира.

Он вышел из телефонной будки, прикуривая новую сигарету. Он волновался, и спички все время ломались. Это напомнило ему, что он забыл купить жидкость для своей зажигалки. Активист пожал плечами – ладно, успеется. В коробке, которым ссудил его сосед сверху, спичек было еще больше половины, вот только ветер мешал – оказалось, что, разбалованный благами цивилизации, он совершенно разучился прикуривать на ветру. Сдохшая «зиппо» лежала в кармане, и он на всякий случай откинул крышку и повращал колесико, высекая искру, – бесполезно.

Сигарету удалось прикурить с восьмой спички. Активист поставил торчком воротник куртки и углубился в парк, на ходу припоминая, в каком именно месте стоял на переданном ему Кудрявым плане красный крест, обозначавший интересующий его объект. Красоты осеннего парка оставляли его равнодушным. Мысли упорно крутились вокруг Кудрявого, морфия, потайной норы в деревне, упрямства родных и предстоящего трудного дела. Активист почти не сомневался, что на дело идти придется, и его попытка уговорить мать скрыться была предпринята скорее для очистки совести, чем в надежде действительно повлиять на ход событий.

Он сто лет не был здесь, и потому не сразу нашел то, что искал. Наконец дорожка круто свернула в сторону, деликатно огибая высокий кирпичный забор, стоявший здесь с незапамятных времен, и Активист понял, где находится.

Это было место, отмеченное на плане, и теперь, стоя в нескольких метрах от него, Виктор только диву давался, как он сразу не сообразил, где это.

Он сошел с дорожки и, шурша листвой, приблизился к забору. Старый крошащийся забор капитально обновили, заменив кое-где целые кубометры обветшалой кирпичной кладки, замазав щели, оштукатурив и побелив. За забором, насколько помнил Виктор, стояло старое здание – кирпичное, длинное, давно заброшенное и испокон веков неофициально выполнявшее роль общественного туалета пополам с распивочной.

Шараев поднял голову и оценивающим взглядом пробежался по виткам скрученной спиралью колючей проволоки, натянутой поверх кирпичной стены. Раньше этой детали не было, и он подумал, что старое здание теперь наверняка выглядит совсем по-другому. Еще ему подумалось о том, сколько денег нужно было рассовать в бездонные карманы чиновников из мэрии, чтобы получить разрешение на оборудование производства именно здесь. Прикинув размеры капиталовложений, он болезненно поморщился: это была не его весовая категория, и он чувствовал себя так, словно его упорно выталкивали с саперной лопаткой переть против танка. О том, что принесет задуманная операция Кудрявому, можно было только гадать, но вот насчет собственной судьбы Виктор не сомневался: его почти наверняка ждала смерть.