Ловушка для Слепого

Некоторое время они молчали. Активист в три затяжки докурил сигарету и потушил окурок в своей карманной пепельнице, думая о том, что в последнее время перестал доверять кому бы то ни было. Он отлично знал, где сейчас Телескоп, но почему-то ничего не сказал об этом Тыкве. Это было, конечно, правильно: с одной стороны, вопрос Дынникова был скорее всего продиктован пустым любопытством, которое, как известно, во все времена вредило здоровью; с другой стороны, его любопытство могло оказаться вовсе не пустым – игра в кошки-мышки с Кудрявым кого угодно заставит задуматься о перспективах. Активист тяжело вздохнул: месяц назад ничего подобного ему бы просто в голову не пришло, и на вопрос Тыквы он ответил бы не задумываясь – просто сказал бы, где Телескоп, вместе с Тыквой порадовался бы удачной выдумке и заговорил о чем-нибудь другом. Но с тех пор прошел целый месяц, в течение которого слишком многое изменилось в жизни Виктора Шараева, и он промолчал, глядя через улицу на выход из метро и не забывая время от времени оглядываться по сторонам.

– Ну ладно, – сказал он наконец, – я пошел.

– Счастливо, – напутствовал его Тыква. – Аккуратней там.

– Взаимно, – ответил Активист и вышел из машины.

Чувствуя себя голым и незащищенным, он пересек тротуар и нырнул в открытую дверь универсама, откуда в лицо ему дохнуло нездоровым теплом. До условленного времени оставалось еще пятнадцать минут. Виктор зашел в кафетерий, занял очередь в кассу, выбил чек и, взяв чашку кофе, устроился с ней у окна, из которого был хорошо виден вход в станцию метро и припавший к обочине спортивный «шевроле» Тыквы – вызывающе чистый, ухоженный и стремительный даже сейчас, когда он просто стоял у бровки тротуара. Все-таки Тыква и его автомобиль были созданы друг для друга и для больших скоростей.

Задумавшись о Тыкве, он едва не проглядел кое-что важное. На противоположной стороне улицы притормозил большой черный джип и тут же укатил, оставив на тротуаре двоих рослых молодчиков. Само по себе это ни о чем не говорило, лица парней были Активисту незнакомы, но один из них был одет в длиннополое кашемировое пальто угольно-черного цвета и белоснежный, как грудь пингвина, шарф. Виктор мрачно улыбнулся и с интересом пронаблюдал за тем, как один из людей Кудрявого укрылся в тамбуре ближайшего магазина, а другой нырнул в кафе.

Вскоре в поле зрения Активиста появилась «Волга» – та самая, что встретилась ему в Царицынском парке. С тех пор прошло чуть больше недели, но казалось, что миновала целая геологическая эпоха. Виктор посмотрел на часы. Машина прибыла минута в минуту, и это было хорошо – он и так рассчитал время в обрез, а ведь предстояло еще предпринять что-то в отношении тех двоих, что притаились по соседству.

Задняя дверь «Волги» распахнулась, и мать неловко выбралась на тротуар. Изнутри протянулась чья-то рука, чтобы помочь ей выйти, но она резко вырвала локоть и отступила на шаг от бордюра, растерянно оглядываясь по сторонам и придерживая у горла края воротника. Голова у нее была непокрыта, и ветер от пролетавших мимо машин трепал рассыпавшиеся седые волосы.

Активист стиснул зубы и отодвинул чашку с недопитым кофе. Сине-зеленая «Волга», фыркнув глушителем, влилась в транспортный поток и ушла в сторону Нового Арбата. Черного джипа нигде не было видно, но можно было не сомневаться, что он притаился неподалеку в ожидании сигнала. Похоже, Кудрявый решил не рисковать и покончить с делом одним махом, иначе зачем ему было присылать сюда своих людей? Кудрявого можно было понять: лысый упырь не привык, чтобы люди, посланные им на дело, нарушали выданные им инструкции и ускользали вместе с добычей.

Переходя улицу, чтобы встретить мать, Виктор не испытывал ничего, кроме усталости и желания махнуть на все рукой. Вдруг оказалось, что простое выживание требует массы утомительнейших телодвижений, выполнять которые уже не было ни сил, ни желания.

– Здравствуй, – сказал он, подходя сзади и беря мать за локоть.

Она испуганно рванулась, повернула к нему голову и замерла. Виктор очень боялся, что она бросится ему на шею или, наоборот, залепит пощечину – короче говоря, закатит театрализованную постановку в лучших традициях синеблузых агитбригад и латиноамериканских сериалов, но она просто некоторое время стояла молча, а потом едва заметно кивнула и спокойно ответила:

– Здравствуй. Куда мы сейчас?

Виктор огляделся. Люди Кудрявого не лезли в глаза, но они были здесь, совсем рядом, на расстоянии пистолетного выстрела, а может быть, даже на расстоянии удара ножом, и от этого становилось как-то неуютно.

Снова тронув мать за локоть, он увлек ее к переходу и через минуту уже усаживал в приземистый, похожий на управляемую ракету «шевроле» Дынникова. Тыква превзошел себя: выдавив приветливую улыбку, сказал: «Здрасьте». Это было не бог весть что, но большего от него ожидать просто не приходилось.

– Не волнуйся, – сказал матери Виктор перед тем, как захлопнуть дверцу. – Все будет хорошо.

– Разве ты не поедешь? – встревоженно спросила она.