— Добрый вечер, Константин Дмитриевич! — поздоровался Пи*додельников, присаживаясь за столик. — Случайно, не Анатолия ждете?
— Нет. Уже не жду.
— Правильно. Не стоит его ждать. Быстро схватываете.
— Ага. А вы перехватываете.
— Да. В бизнесе так. Кто успел, тот и съел.
— Точно. Главное, не подавиться!
— Это мне не грозит. Я и не таких проглатывал. И ничего. Пищеварение у меня отменное.
— Я тоже не жалуюсь.
— И все же. Вам понятно, что Анатолий работает теперь с нами, поэтому, думаю, вам о тендере стоит забыть, — говорит Дельников, мерзко улыбаясь.
— Хорошо, что Анатолий далеко не единственный человек на этой земле, способный решить такие вопросы, — уверенно говорю я.
— Не единственный, но лучший. Я бы на вашем месте снялся с конкурса. Это сэкономило бы вам много сил и нервов, — так вот чего ты хочешь. Хрен тебе.
— А может с конкурса лучше сняться вам? Анатолий ведь тоже не всесилен.
— Нет. У меня большие планы на этот проект. Знаю, у вас тоже. Но иногда лучше отступить. Поверьте мне.
— Я не привык верить малознакомым выскочкам.
— Зря вы так. Тем более, что мы не так уж мало знакомы. У нас есть кое-что, точнее кое-кто, кто нас очень объединяет, — не пойму, куда он клонит, но мне это начинает очень не нравиться.
— Даже не хочу знать, кто это может быть.
— А зря. Наталья не поделилась нашей историей знакомства? — что за хрень, что он несет? Даже ничего не спрашиваю, смотрю вопросительно. Этот мудак продолжает.
— Вижу, не поделилась. Это о многом говорит, не правда ли?
— Что ты несешь? — цежу сквозь зубы, едва сдерживаюсь, чтобы не двинуть ему в морду. Каждый раз, когда он произносит имя Наташи своим поганым ртом, мне ему язык вырвать охота. А сейчас он еще и намекает непонятно на что.
— Не рассказала тебе Наташа о нашей истории любви, давно это было. Я даже сначала ее не узнал. Потом вспомнил. Она сильно изменилась, конечно. В лучшую сторону, — он говорит, а я уже начинаю кое-что понимать, по спине пот градом, а каждое слово, как будто загоняет иголки под ногти. — Мы с ней учились вместе, — продолжает эта падаль, — она была влюблена в меня с первого курса. А я молодой был, баб полно. Сначала не замечал ее, а потом не смог пройти мимо ее влюбленных глаз. Я был ее первым мужчиной, а ведь женщины такое не забывают, ты же понимаешь? — сжимаю зубы так, что сейчас раскрошу их на хрен. Каждое его слово — раскаленное клеймо. Хотел бы не поверить, но понимаю, что говорит правду. А ведь я заметил, что Наташа странно на него среагировала на том вечере. Подумал, что показалось. Оказывается, нет. И ведь ничего мне сказала. Почему? А этот урод и не думает затыкаться.
— Я помню ее юное тело, она мне в любви признавалась каждые пять минут, смотрела на меня, как на Бога.
— А ты кинул ее, потому что сучья натура — это навсегда, — говорю сквозь зубы, — ты для чего мне все это рассказываешь? У меня тоже было до хрена баб. И в любви мне тоже признавались. И что?
— То есть Наташа, всего лишь одна из баб? Тогда давай ты мне ее отдашь тоже вместе с тендером. Я тебе даже готов немного откатить.
— Да ты что? И сколько? Только цену давай отдельно за тендер, отдельно за Наташу.
Он берет салфетку, пишет две суммы. Первая с пятью нулями. Вторая значительно скромнее.
— Это в евро, — уточняет он.
— Супер. Только Наташу ты оценил слабовато. Она стоит намного больше.
— Поторгуемся? — я охреневаю от этого базара. Терпение у меня заканчивается.
— Слушай, то, что ты мудак, я понял давно. А с мудаками я не торгуюсь. Я с ними вообще стараюсь дел не иметь. К Наташе подойдешь, я тебе ноги вырву, и никакая охрана тебя не спасет. Понял?
— Эх, Константин, почему-то я знал, что мы не договоримся. А зря. Так ты останешься и без тендера и без Наташи. Я ее хочу, а значит, она будет моей. Я всегда добиваюсь того, чего хочу. А она уже дрогнула. Мы с ней вчера мило пообщались по телефону, вспомнили наше прошлое. Она, конечно, была сначала зла на меня, но в конце разговора мы уже нашли общий язык. Первая любовь и первый мужчина не забывается, ты же знаешь.
— Нет. Не знаю. Можешь не распинаться. Тебе ее не видать, как своих ушей.
— Посмотрим, посмотрим.
Я встаю, к нам тут же направляются два амбала из его охраны. Понятно. Морду набить ему плохая идея. Поэтому просто разворачиваюсь, напоследок бросив:
— Я тебя предупредил, — ухожу прочь. Дохожу до машины. Все как в тумане. Сажусь за руль. Отъезжаю от ресторана. На автопилоте еду к Наташе. Внутри все кипит, бурлит. Почему она ничего не сказала мне? Неужели и правда что-то еще чувствует к нему? Как ядовитые змеи поднимают голову и шипят его слова: “признавалась в любви мне каждую минуту”, а мне так и не сказала этого. “Не рассказала тебе ничего”. “А ведь это о многом говорит”.
— Сука! — ору на весь салон, бью руками по рулю. И снова в памяти его голос: “Помню ее юное тело”, “Я у нее был первым, а такое не забывается”.