Ловушка для «Тайфуна»

Ну, да. С самолётами у немцев в последнее время плохо и, по слухам, они тащат из Европы всё, что хоть как-то может летать. И, говорят, запускают в той же Франции остановленные, было, местные авиазаводы, чтобы компенсировать потери в авиации хотя бы такими машинами.

Прикрывала немецкие бомбардировщики пара незнакомых истребителей. Если немецкие «мессершмиты» все для краткости именовали «худыми», то эти смело можно было бы именовать «жирными»: именно на такую ассоциацию наводили пропорции самолёта с «раздутым» в вертикальной плоскости фюзеляжем. Ну, или «беременными».

К упавшему на окраине Молочково сбитому «беременному» сбегал кто-то из мотострелков и, вернувшись, подтвердил:

— Точно француз! На обломках приборной панели надписи на французском языке.

Вот и подтверждение слов товарища Белова о том, что с Советским Союзом сражается вся Европа.

Для Кудина, как для пережившего контузию, в ту ночь нашли место для сна в тёплой избе, хотя для всех, занявших оборону возле деревни, отапливаемых помещений не хватило. Большинство бойцов спало по очереди, но его не трогали, помня наставление фельдшера о том, что его скорее вылечит здоровый сон, чем лекарства. Хотя с вечера он засыпал очень долго: мешала головная боль, боль в ушах, вставали перед глазами изуродованные тела погибших товарищей. Но потом он провалился в настолько глубокий сон без сновидений, что проснулся только с рассветом. Как оказалось, командиром взвода было приказано не будить его, если ничего не произойдёт.

Не произошло. Наоборот, наконец-то в Молочково прибыл стрелковый полк, которому нужно было передать рубеж обороны, чтобы бригада могла продолжить наступление.

За вчерашний день и сегодняшнюю ночь разведка бригады продвинулась на двадцать километров к северу вдоль автомобильной и железной дорог в направлении крупного населённого пункта Уторгош, занятого эсэсовцами из дивизии «Мёртвая голова». Разведчики выбили небольшие немецкие гарнизоны из Лубино, Невлино и Низовы, и танковый полк без двух взводов (один продолжал отбивать атаки у Ёгольника, а второй зарылся в землю близ Молочково) уже ушёл туда. Теперь миномётчикам и артиллеристам следовало догонять танкистов.

Опять спустилась низкая облачность, но хотя бы потеплело, так что марш по забитой войсками дороге (наконец-то подошла пехота, выделенная для охвата немцев северо-западнее и севернее Сольцов!) прошёл без происшествий. Двигались медленно, но к полудню до Лубино, расположенного на левом берегу реки Мшага, добрались.

За ночь к Вячеславу действительно частично вернулся слух, а головная боль стала слабее. И когда рота через два с половиной километра въехала в деревню Низова, он услышал на северо-западе звуки канонады.

— Наши ведут бой за населённый пункт Водосы, — пояснил командир роты, когда Т-20 остановились, а сам он сбегал в домишко, где разместился штаб бригады. — А пушкари поддерживают их огнём.

Это он уже говорил о хорошо знакомой по звуку стрельбе с окраины Низовы батареи Зис-3.

— Нам пока приказано ждать окончания боя. Выбьют немцев из Водосов, тогда и двинемся занимать позицию в той деревне. Если успеем.

— А чего наши возятся? — задал вопрос ещё один командир расчёта, младший сержант Анохин, коренастый мужик лет двадцати трёх, успевший повоевать на озере Хасан.

— Эсэсовцы там. У них в Уторгоши штаб дивизии…

Фрагмент 7

13

В своём бывшем начальнике Вальтера Шелленберга раздражало многое. Постоянно сжатые тонкие губы, колкий взгляд глубоко посаженных карих глаз, вечно дрожащие веки. Даже пробор посередине и выбритый затылок. Не говоря уже о манере поведения: строить из себя этакого простачка, подчёркнуто изъясняющегося с жёстким баварским акцентом. Мол, недотёпа-провинциал, невесть какими судьбами оказавшийся в столице, и за время проживания в Берлине так и «не обтесавшийся».

Впрочем, слова «невесть какими судьбами оказавшийся в столице» были и правдой, и не совсем правдой. Ведь всем, кому положено, хорошо известно, что Мюллера притащил в Берлин никто иной как Гейдрих, начальник Службы имперской безопасности. А вот за какие такие особые качества бывший мюнхенский полицейский возглавил тайную полицию, у многих возникали вопросы. Хотя бы потому, что в Партию Генрих Мюллер вступил всего чуть больше двух лет назад, в 1939 году. Да и вообще все, кто знал его давно, отмечали его подчёркнутую аполитичность. Или это всё та же склонность к лживости, отмеченная в характеристике на будущего шефа Гестапо, ещё его школьным учителем?