— Попытка преследовать по суду в делах, связанных с национальной безопасностью, походит на хождение по натянутому канату. Чем более серьезно обвинение, которое предъявляет правительство, тем больше риск, что будут раскрыты чувствительные тайны. У нас есть все эти доказательства, но как мы можем их использовать? Как обвинителю, вам придется ужом извиваться, пытаясь доказать некоторые из этих дел. Многие из самых серьезных дел вообще никогда не доводят до предъявления официальных обвинений.
Ребекка Лоунергэн, ставшая профессором права в Калифорнийском университете Калифорнии после ухода из бюро федерального прокурора, добавила: — Чем более чувствительна информация, которую кто-то взял, тем более вероятно случается так, что спецслужбы не захотят, чтобы она была раскрыта во время уголовного судебного процесса. То, что видит публика, «обычно лишь вершина айсберга. Вы не собираетесь использовать в обвинении ваш самый серьезный материал, потому что вы не хотите рисковать раскрытием самого серьезного материала».
Эммик согласился, что «мягкий шантаж» был огромной проблемой в случае Люн: — Проблема состоит в том, чтобы всегда предъявлять обвинение, достаточно узкое, чтобы избежать «мягкого шантажа», и достаточно широкое, чтобы отразить серьезность проступка. Было принято решение «предъявить обвинение по делу в узкой формулировке, так что все, что мы должны были сделать, это установить, что она владела этими документами, они были секретными документами, и она знала, что они были секретными. Это было узким, как скальпель, способом предъявить обвинения по делу».
— Мы уменьшили бы этим вероятность раскрытия секретных данных. Мы хотели снизить риск подвергнуться «мягкому шантажу». Были обсуждения внутри офиса федерального прокурора и в рамках Министерства юстиции относительно того, формулировать ли обвинения более широко, обвинения, которые фактически включали шпионаж, или заговор, в который могло быть вовлечено также китайское правительство.
— Она в ряде случаев ездила в Китай и встречалась с представителями их разведывательной службы. Информация, очевидно, передавалась. Но чем больше обвинение сосредотачивалось бы на передаче информации, тем больше секретных данных было бы вовлечено в процесс, и тем более уязвимым к «мягкому шантажу» становилось бы обвинение.
Когда правительственные тайны раскрываются в суде, сказал Эммик, это создает дополнительную проблему. — Вы должны рассекретить документы, чтобы принести их на судебный процесс, и когда вы их рассекречиваете, вы теряете симпатии присяжных. Присяжные подумали бы: — Если это больше не является секретным, тогда какое это имеет значение? Как это могло быть настолько важным?
Была и другая, и, по крайней мере, столь же веская причина, что правительство не обвиняло Люн в шпионаже, несмотря на ее признания ФБР. Обвинители, конечно, описали ее как китайского шпиона. В одном документе суда правительство назвало ее «агентом для КНР» и сказало что, в то время, как она все еще оставалась информатором ФБР, «она начала работать на Министерство государственной безопасности (МГБ), которое является разведывательной службой КНР». И согласно показаниям под присягой ФБР, она созналась в похищении документов из портфеля Джей-Джей Смита и «признала, что разведывательную информацию, которую она получала таким путем, она передавала МГБ». Но заметно, что в показаниях под присягой опущено описание какого-либо определенного документа, который она, возможно, передала в Китай. Вывод ясен: «Горничная» оказалась достаточно осторожной, чтобы признаться в передаче МГБ хоть какого-то определенного документа, в противном случае, показания под присягой ФБР, по-видимому, включали бы эту ключевую информацию. — Тот факт, что не было никакого определенного документа, который она передала, был важным фактором, — подтвердил Эммик.
18 июля 2005 года Джей-Джей Смит предстал перед судьей Купер для вынесения приговора. — В том, что я стою здесь сегодня, я не могу обвинить никого, кроме себя самого, — сказал он ей. — Я стою перед вами, пристыженный и униженный.
Лоунергэн привела доводы в пользу короткого тюремного срока, утверждая, что Смит подвергал опасности национальную безопасность своей интрижкой с «Горничной». Правительству, сказала она, «придется в течение многих последующих лет с трудом разбираться, чтобы определить, какой ущерб был здесь причинен».
Судья не выбрала тюремного заключения для наказания Джей-Джей Смита. Она приговорила его к трем месяцам домашнего ареста, трем годам условного осуждения (пробации), и оштрафовала его на 10 000 долларов. В случае соглашения о признании вины, его, вероятно, посадили бы в тюрьму на шесть месяцев. Со слезами на глазах он повернулся к своей жене и сыну, сидевшим в зале суда, и попросил у них прощения.