В романе, состоящем из семи частей или больших глав (это ангел еще не решил), он описал всю свою историю, точнее, историю своих подопечных. Начал с хорошенькой дочки рыбака, толстушки Эльзы, которой он прочил карьеру королевской фаворитки, но из этого, увы, ничего не получилось. Потом следовал короткий, но очень живой и насыщенный эпизод о «совместном творчестве» с поэтом Сумароковым. Следом ангел описал таинственную, так и не получившую разгадки историю о палаче, который, совершенно непонятно почему, пожертвовал жизнью, поддавшись внезапному порыву, подменил собой некоего загадочного узника, чья личность так и осталась неизвестной. Затем шло повествование о сыне мельника, убившем родного брата, но избежавшем казни благодаря красноречию адвоката. Далее была описана жизнь талантливого художника, который, потеряв молодую жену и неродившегося ребенка, преждевременно скончался от горя. В предпоследней главе рассказывалась о женщине, ставшей монахиней, в чьей жизни сыграли удивительную и роковую роль старинные шахматы. И завершила роман глава об Алексее Ранцове, чью душу ангел добыл обманом и которого все годы ошибочно принимал за писателя. Роман был назван «Самый страшный грех», поскольку почти каждый из его героев – подопечных хранителя – страдал тем или иным пороком. Ожидая встретить в новом подопечном последний из перечня пороков – лень, хранитель сам согрешил, вмешавшись в его судьбу, и чуть не совершил глобальную и непоправимую ошибку.
С точки зрения автора, роман вышел удачным и захватывающе интересным, и он, гордый собой, показал свое творение верной подруге. Они уселись рядом на берегу журчащего прозрачного ручья, в тени цветущего дерева. Иволга принялась за чтение, а Зачитавшийся нетерпеливо смотрел на нее. Оказывается, это очень волнующе – показывать кому-то свое творение и ждать отклика.
Автор надеялся если не на восторг, то хотя бы на похвалу и одобрение первой читательницы, однако реакция Иволги его разочаровала. Она словно бы нехотя пробегала глазами текст, а потом, отложив последний лист, тихо сказала:
– Ты только, пожалуйста, не сердись, но… Мне кажется, зря ты все это затеял. Зачем бередить старые раны? Поверь, для всех, и для тебя самого в первую очередь, будет лучше, если ты поскорее забудешь все то, что произошло.
– Что – неужели так плохо написано? – огорчился автор.
– Не то что плохо, но… Как бы тебе сказать… Нехорошо, что ты описал именно свою историю. Может, тебе попробовать сочинить что-нибудь другое? Не о себе? Уверена, что такая вещь выйдет у тебя гораздо лучше.
Зачитавшийся ничего не ответил, только молча забрал у нее рукопись и спрятал подальше. Больше он к этому тексту не возвращался. Злился на Иволгу, на самого себя, но больше всего – на роман, который, как выяснилось, не удался.
Настроение ангела резко испортилось, и ему еще сильнее захотелось вновь вернуться к удивительному и блаженному состоянию творческого процесса. Он попробовал сочинить еще какую-то историю, но ничего не получилось. Ангел вспоминал рассказы своих товарищей и пытался описать их – но, как назло, ничего интересного не шло в голову, а то, что все-таки всплывало в сознании, при перенесении на бумагу почему-то теряло все краски, становилось скучным и бессмысленным. Вдруг стало не хватать слов, даже самую простую мысль не получалось выразить так, чтобы она звучала понятно, не говоря уже о красоте и остроумии.
– Поговори с другими ангелами, – советовала Иволга. – Пусть они расскажут тебе что-нибудь из своего опыта.
– Ты же знаешь, что последнее время товарищи неохотно общаются со мной, – возражал Зачитавшийся.
– Тогда просто понаблюдай за ними. Даже я помню, что именно это советовали твоему Алеше, когда он учился писать, его учителя. Понаблюдай и опиши то, что увидишь.
Зачитавшийся наблюдал, но жизнь ангелов казалась ему настолько тусклой и однообразной, что писать о ней было совершенно неинтересно. А люди… Люди далеко, их жизнь, манера мыслить, чувствовать, воспринимать мир как-то очень быстро стали забываться. По земным меркам, прошло совсем немного времени с тех пор, как Зачитавшийся последний раз был на Земле, – но с каждой минутой его воспоминания о подробностях таяли, высыпались, точно песок из часов. И настал момент, когда он оказался вынужден признаться – пока еще только самому себе, даже не Иволге, – что писатель из него не получился. Видимо, от затеи, казавшейся сначала столь привлекательной, придется отказаться.