Ловушка для волшебников

— Осталось минуты две, не больше! — в отчаянии простонал Говард.

— И я добьюсь, чтобы вас арестовали! — грозно заключила мама, потом отвернулась от окна и обычным приятным голосом сказала: — Вроде бы ушла. Ты закончил, Квентин?

— Сажаю ее в корабль, — отозвался тот. — Говард, а взлетит он без моей помощи?

— Да, сам взлетит, через несколько секунд, — ответил Говард. — Хочешь полюбоваться?

Папа допечатал фразу и встал. Все сгрудились у окна, глазея на двор, посреди которого в ярком лунном свете все еще стоял сторож и подозрительно щурился на незнакомое мраморное здание, возникшее неведомо откуда внутри строительных лесов. В куполе здания, правее макушки Вентурусовой головы, возник светящийся полукруг, похожий на лунный серп. Он неуклонно рос и ширился, словно луна прибавлялась, и вот уже полумесяц стал полной луной, и из ее сверкающего круга в синие ночные облака ударил ярчайший сноп света. Раздался оглушительный взрыв, оконные стекла задребезжали, всех в кабинете шатнуло. Строительные леса и храм с разверстым куполом заволокло дымкой. У всех заложило уши.

Из сияющего отверстия в куполе медленно поднимался космический корабль, серебристый, величественный, прямой, как карандаш. Он поднимался все выше и выше — из столба света в лунное сияние, — все быстрее и быстрее. Все не сводили с него глаз, и вот корабль рванулся в небо, выбросив слепящий шлейф раскаленного белого пламени. Вновь грянул взрыв. Корабль взвился ввысь, прочертил наискосок диск полной луны в ночной синеве, превратился в звезду и пропал.

— Ух ты! — выдохнул Рыжик.

Говард перевел взгляд на храм — и вовремя: мраморная громада таяла, удаляясь в будущее, таяла и рушилась. Падали статуи, осыпались мраморные плиты. Вентурус выстроил храм слишком хлипким. «Вот так глупость, — подумал он. — Ну и пусть рушится, и совсем не жалко. Все равно я туда больше ни ногой».

С неба донесся раскат грома — последний привет корабля. Говард вздрогнул и заметил, что папа крадется обратно к пишущей машинке. Но Говард опередил его, в один прыжок подлетел к столу и отключил то, что приделал к машинке Арчер.

— Я просто хотел дописать: «И жили они долго и счастливо», — уязвленно заявил папа. — Но прикинул, что навряд ли у них там это получится.

Эрскин отошел от окна и потянулся во весь свой гигантский рост, с хрустом расправляя плечи.

— Теперь-то я попутешествую, — протянул он. — Мир повидаю. — Потом просительно глянул на маму. — В гости раз в год пустите?

— Конечно, Эрскин, если хотите, — ласково ответила она.

Говард осторожно пригляделся к Эрскину. Показалось или тот правда посматривает на Катастрофу? Сама Катастрофа привалилась к Торкилю и, сладко зевая, засыпала на ногах. Она подметила, что Говард наблюдает за ней, и поманила его пальцем.

— Будешь меня обижать, скажу папе всю правду про слова, — сонно пригрозила она. — Я видела, как Эрскин пнул Торкиля.

«Хм, придется задержаться, — подумал Говард. — Я просто обязан пожить у Квентина с Катрионой и помочь им вырастить Катастрофу. Надо же как-то отплатить за все те неприятности, которые я им устроил. Навряд ли им понравится, если из Катастрофы вырастет Шик номер два».

Впрочем, теперь он понимал, что выращивать придется и самого себя, и надо будет очень постараться, чтобы снова не стать Вентурусом. А то мало ли как жизнь сложится: вдруг Эрскин вернется через годик и скажет, мол, он повидал мир и не прочь его окучивать. Если он затеет захватить мир, то уж конечно, предложит Катастрофе поучаствовать. Да, такой день вполне может настать, и Говарду с Катастрофой следует к нему подготовиться. «Надеюсь, на третий раз у меня все-таки получится прожить жизнь правильно, — подумал Говард. — Нельзя же трижды все испортить».