Читаем Ловушка (ЛП) полностью

Бриде чуть было не сказал, что у него назначена встреча, но он настолько боялся узнать, что был арестован, что предпочел остаться в неопределенности.

– Это очень неплохая мысль! – сказал он.

<p>Глава 9</p>

Бриде отобедал с инспектором по имени Бургуан, который несколько тяжеловесно изображал перед официантами и посетителями встречу со старым приятелем, которому принепременно хотел доставить удовольствие. После еды Бургуан заказал по ликеру. Чувствовалось, что в подобных обстоятельствах его начальство не слишком придирчиво рассматривало представляемый счета.

В половине четвертого они вернулись на улицу Лукаса. По дороге Бриде совершил робкий акт неповиновения. Он, не предупредив своего компаньона, зашел в табачную лавку. Инспектор чуть было не проследовал за ним, но, раздумав, обождал у дверей.

Они прошли прямо на второй этаж по парадной лестнице, но вместо того, чтобы отвести прямо к мсье Соссье, как того ожидал Бриде, его ввели в небольшую комнату, на дверях которой была укреплена табличка с именем некого Ив де Керюэль де Мермора.

На столе не стояло букета гвоздик, как на столе Бассона, но большая фотография, зажатая меж двух стекол в никелированной подставке, представлявшая трех красивых женщин, каждая из которых держала на руках ребенка лет десяти. По композиции это напоминало картину мадам Виже де Ле Брюн. Эта эвокация из личной жизни мсье де Керюэль де Мермора была столь совершенна, что в ней отсутствовало что-либо семейное и напрашивалась мысль, что фотография эта происходила не откуда-нибудь, а из иллюстрированного журнала.

Ожидание становилось невыносимым. По мере того, как проходила вторая половина дня, Бриде все яснее сознавал, что ему не добиться свободы, что времени на то, чтобы, как сказал Соссье, покончить с его историей, не хватит. Стало быть, его не отпустят. Поскольку ему не позволили обедать одному, его тем более не отпустят ужинать или ночевать. Время от времени приходил Бургуан и просил потерпеть. Мсье Соссье скоро должен был прийти. И, между тем, когда открывалась дверь, Бриде отчетливо различал голос директора.

В пять часов в комнату вошел сам Керюэль. Его, без видимой причины, сопровождал Бургуан. Это был высокий человек с худым лицом и выступающим кадыком, в изящном сером фланелевом костюме и синим платком в белый горошек на шее. До сих пор все чиновники, с которыми Бриде имел дело, обращались к нему с подчеркнутым почтением. Впервые не было ничего подобного. Керюэль не проронил ни слова.

– Я вам не мешаю? – спросил Бриде, который пытался еще, но довольно вяло, держаться, словно был обычным посетителем.

– Нисколько, – сухо ответил Керюэль.

Он сел за стол, потом, не глядя на Бриде:

– Мсье Соссье поручил мне встретиться с вами…

С этих слов Бриде похолодел. Ничего не было для него более мучительным, чем постоянно иметь дело с новыми людьми. Это было ужасно. Когда он начинал думать, что завоевал симпатию одного, он обнаруживал, что все нужно было начинать заново с другим. Бриде инстинктивно обернулся, чтобы видеть инспектора. В этом не было никакого смысла, но его присутствие ободрило Бриде.

Керюэль достал из кармана связку ключей. Он открыл ящики стола, затем, сняв трубку, долго говорил по телефону, не обращая внимания на Бриде. Он воспринимал свои новые функции с такой серьезностью, что держал свои старые ключи от поместья в Бретани в одной связке с ключами из Виши. Закончив разговор, он принялся писать. Так прошли полчаса. Керюэль так и не сказал Бриде ни слова, когда дверь открылась. Это был мсье Соссье.

– Извольте пройти в мой кабинет, – сказал он, словно не узнав Бриде. – Вы тоже пройдете, – добавил он, обращаясь к Керюэлю.

Через несколько мгновений Бриде очутился в том самом просторном кабинете, где был утром. Но это не было уже изящной и тихой комнатой, в которой начальник принимает свои решения и куда посторонний входит не иначе, как с предосторожностью. Все двери были раскрыты. Было накурено. Мсье Шлессингер сидел на месте директора. Портфель лежал перед ним на столе. Два человека разговаривали у окна, третий сидел в кресле. Шум пишущей машинки доносился из соседней комнаты.

Бриде остановился, словно боясь побеспокоить, и Соссье ему сказал:

– Входите, входите.

При мысли, что все эти люди собрались из-за него, Бриде на мгновение охватила паника, но он увидел, что никто не придавал интереса его персоне. Двери оставались открытыми. Бриде расслабился.

– Присаживайтесь, – сказал Соссье.

Бриде подчинился. Он посмотрел на Шлессингера, затем на трех незнакомцев. Он решительно никого не интересовал. Но вдруг его взгляд встретился с взглядом одного из них. Его обдало жаром. Тот, словно его застали врасплох, отвел глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза