Читаем Ловушка (ЛП) полностью

Он тут же почувствовал, что так называемая дружба, которая, было, установилась между ним и инспекторами, улетучилась, что теперь, вопреки ней, его стражники лишь исполняли приказы, что они снова превратились в то, за что им платили.

На улице его охватил страх. Это уже и днем было мучительно, ходить из отделения в отделение, ждать, подвергаться допросам, но ночью, когда, казалось, всякая активность была приостановлена, в этом было что-то еще более зловещее. Днем, все эти мелкие служащие, все эти люди, приходившие в самое сердце полиции, служили какой-то гарантией. Но сейчас, когда кабинеты опустели, когда все спали, он был словно бы отдан на усмотрение нескольких человек.

– И часто так бывает, – спросил Бриде с безразличным видом, – что мсье Соссье допрашивает людей по ночам?

– Это впервые, – сказал инспектор.

Бриде почувствовал тяжесть в ногах.

– Вы думаете, что-то произошло?

– Ничего не знаю, – сказал инспектор. – Мы только подчиняемся приказам.

– Вы не оставите меня…

Эти слова вырвались у Бриде. В своем отчаянии, перед лицом неизвестности, ожидавшей его в отделении опустевшей полиции, он не мог не цепляться за этих двух человек, которые если и были безразличны, то обладали, несмотря ни на что, некоторой способностью различать хорошее и плохое.

В окнах, выходивших на улицу Лукаса, было черно.

– Какая-то ошибка, – сказал инспектор. – Этого не может быть. Все ушли. Ну-ка поглядим…

Второй инспектор вошел в здание. Он скоро вернулся.

– Нет же, нет, нас ждут. Они в кабинете Керюэля. Два полицейских пропустили вперед себя Бриде, затем закрыли дверь. Дежурного освещения не было. При свете зажигалки они взошли на лестницу. Бриде в какой-то момент был вынужден опереться о перила.

– Вперед, вперед, делайте, что вам говорят, – крикнул Бургуан, неожиданно переменившись.

Он оставался позади. Бриде услышал, как тот говорил своему напарнику, что Соссье был недоволен, что он, Бургуан, приходил спросить, действительно ли был дан приказ привести заключенного.

– Дерьмо, – пробормотал Бриде.

– Что вы сказали? – спросил Бургуан.

– Темно, – ответил Бриде.

– Берегитесь. Я предупреждаю, уж я-то не промахнусь.

На втором этаже Бриде остановился.

– Еще этаж, – сказал Бургуан, – и не валяйте дурака.

– Так значит, они занимают все здание, – воскликнул Бриде. – Первый этаж, второй, третий…

– Это не ваше дело.

В апартаментах было темно. В глубине коридора можно было различить слабый свет. Соссье и Керюэль сидели в небольшой, скромной на вид комнате, которую освещала лишь настольная лампа. Они походили на мирных директоров торгового дома, сверявших счета в отсутствие персонала.

– Входите, мсье Бриде, – сказал Соссье с неожиданной любезностью.

Можно было подумать, что в пользу Бриде произошло какое-то новое событие, и что, нимало не сомневаясь в этом, он был рад возможности, наконец, заговорить с ним так, как он всегда хотел это сделать.

– Мы только что, мсье Керюэль, мсье Утенин и я, имели долгую беседу с вашей женой, – продолжил Соссье.

– С моей женой! – воскликнул Бриде.

– Да, но позвольте мне докончить. То, что она рассказала, совершенно согласуется с тем, что рассказали вы сами. Я подумал, что вы будете счастливы увидеть ее сегодня же вечером, – продолжил Соссье с тем несколько снисходительным уважением, какое испытывают офицеры в отношении супружеских обязанностей своих подчиненных, – несмотря на поздний час, я вызвал вас сюда, уверенный, что вы не будете сердиться на меня по этому поводу. Ваша жена остановилась в отеле, подождите…

– Отель "Иностранец", – сказал Керюэль.

– Она ждет вас. Единственно, о чем попрошу вас, мсье Бриде, так это изволить зайти завтра утром этажом выше. Мсье Шлессингеру, которого я не смог предупредить, все еще нужно уладить с вами несколько мелочей. К тому же, я буду здесь.

– Но как случилось, что моя жена оказалась в Виши?

– Вы сами ее скоро об этом спросите. Она вам расскажет лучше, чем я, – ответил Соссье с многозначительной улыбкой.

Это было настолько очевидным, что Бриде не стал настаивать.

– Итак, до завтра, мсье Бриде. Напомните вашей жене, что она тоже обещала нам прийти.

Бриде пожал руку каждому.

– Рад и за вас, и за себя, – сказал Бургуан, проводив его до самых дверей. – Нам не очень-то нравятся такие поручения. Да, мы хотим защищать порядок, но мы не хотим быть инструментом политической мести. Вы меня понимаете, правда, мсье Бриде? Каждый выполняет свою работу.

Глава 11

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее