Ловушка Пандоры 2 (СИ)

Илья проснулся в пещере. Поморщился, так как, лежа на жестких камнях, отлежал себе спину.

Рядом сидел Михаил и хмуро разглядывал его. Опять физиономия архангела показалась смутно знакомой. Хотя такое лицо, если раз увидишь, потом хрен развидишь, поэтому странно, что Илья не мог понять, откуда оно триггерит.

Илья подобрал ноги и сел напротив Михаила. Позевывая в кулак, с вызовом поинтересовался:

— Думал, ты меня во сне пырнешь своей палкой. Что? Кишка тонка?

— Это было бы бесчестно! — возмутился Михаил, нимб над его головой опять замигал. Эта истеричная цветомузыка действовала на нервы.

— Зато эффективно, — пожал плечами Илья.

Он старательно отводил глаза, цепляясь за привычную манеру поведения, но теперь она была напускной, а там, внутри, клокотала непонятная мешанина пугающих его чувств, с которыми он никак не мог совладать.

— Я решил, что мой долг быть справедливым, — надменно, словно делая Илье великое одолжение в ущерб своему драгоценному времени, произнес ангел. — Даже мразь вроде тебя имеет право попробовать оправдаться.

— Спасибо, за столь великодушную возможность, — иронично поблагодарил Илья, но все же задал давно мучавший его вопрос. — Я тебя вроде не знаю. Камон, и что же мне вменяется в вину?

Михаил долго молчал, нимб над его головой ярко пыхнув светом, ослепил Илью, и притух. Ангел тихо процитировал:

— «Ты можешь, как мальчишка, Сбивающий репьи, Крушить дубы и скалы, Но ни земли моей Ты не разрушишь, Ни хижины, которую не ты построил, Ни очага, Чей животворный пламень Тебе внушает зависть»[1].

Илья скривился, только метафоричных красивостей их странной беседе сейчас не хватало.

— Окей, тебе так не понравилась моя маленькая революция? Это лишь значит, что ты не такой филантроп и гуманист, как сам о себе думаешь. Это ведь сущность человека — нести друг другу страдания и разрушения. Не я это придумал, я лишь подтолкнул их, — попытался наобум оправдаться Илья.

Илья знал за собой эту вину. Однако не успел договорить, как понял — не то двигало архангелом. Мало ли сколько это древнее существо повидало на своем веку революционеров. В истории были персонажи и куда хуже, пролившие реки крови и сотворившие такие дела, что Илье до них было, как до Москвы раком. Причина ненависти архангела была какая-то другая более личная, более значимая…. Но что он, Илья, мог такого сделать архангелу?!

— Что ты можешь знать о сути душ человеческих?! Ты ошибка мироздания, моя личная ошибка — с раздражением выдохнул Михаил. — Тебя не должно было быть… Ты… Ты — урод. Я наблюдал тебя за несколько недель до твоей смерти. Ты принес за собой хаос. Бездну, что пожирает мир. Знал бы заранее — не дал бы тебе коптить свет Божий, а теперь все погибает по моей вине, если только не найду способ все исправить.

Илья поморщился — Михаил говорил путано и непонятно. Обычно так говорят, когда человеком движут сильные эмоции, и он сам не может осмыслить толком своих мотивов. Но перед ним был ангел, а не человек.

Сила была на стороне Михаила — значит нужно играть по его правилам и продираться к сути его претензий, а там, возможно и договориться. Илья всегда умел договариваться, и сейчас это умение было как никогда кстати.

— Поздно, обезглавив революцию, ты лишь создашь для толпы кумира. Надо было раньше суетиться. А ты, любуясь небесными зефирками, упустил момент и проворонил приход антихриста, — цепляясь за такую знакомую ему язвительность, усмехнулся Илья.

Он специально и дальше продавливал отпавшую версию с революцией, чтобы Михаил, возражая ему, незаметно для самого себя открыл истинную причину своего желания поскорее расправиться с Ильей.

Так оно и вышло, но Илье не пришлось порадоваться победе — она внезапно обернулась поражением и отозвалась жгучей болью и горечью.

— Ты не антихрист, ты нефилим. Ты чудовище, которое пожрало душу собственной матери! — сквозь сжатые, мелкие зубы с ненавистью выплюнул Михаил. — По твоей вине она не попадет ни в рай, ни в ад, не переродится для новой жизни! Она распалась, и ее поглотил вечный Хаос на моих глазах.

— А тебе-то что с того?! — удивленно огрызнулся Илья.

Сделалось паршиво. Память услужливо подсунула ему воспоминания о маме. Нет, вспомнил он не ту измученную и состаренную его подлыми выходками женщину, а другую, юную и задорную, с теплыми руками и приятным голосом.

Она наклонялась к его манежу и, взяв игрушечных единорога и дракона, разыгрывала перед Ильей сцены давних сражений. Илья тогда еще умел смеяться победе доброго единорога над злым змием — великой победе архангела Михаила над силами зла. Тогда он еще умел ждать героя домой вместе с мамой.

Что же случилось потом? Как будто пелена безразличия упала на душу. Смутно вспомнился какой-то сад и черный ящик с бездной внутри. Но то был скорее сон, чем явь.