Ловушка Пандоры 2 (СИ)

Дракониха вильнула хвостом, словно разыгравшаяся собака и выдохнула струю едва приметного, розоватого огня. Оба — Варя и Матфей, как будто шагнули в воздух, слегка приподнявшись над землей, и исчезли.

— У них получилось! — восхищенно выдохнула Аня. — А нас забыли, но как же это красиво.

— Сейчас уйдем и мы, — слова дались ему с огромным трудом, он даже не уверен был, поняла ли она то, что он выдавил из себя.

Илья перестал сопротивляться, и крышка котла с оглушительным грохотом взорвалась. Его контузило и вывернуло наизнанку. Во всем теле нарастало покалывание и тепло, которые вскоре превратились в жар и скручивающие судороги. Это было одновременно и мучительно, и приятно, будто пробуждение после долгого сна. Будто важная часть его, все время подавляемая и загоняемая в угол, нашла выход и освободилась от убийственных оков. И теперь он, наконец-то, был свободен. Так свободен как никогда в жизни!

Аня смотрела на него во все глаза, как ребенок, увидевший настоящее чудо. Его зрение изменилось, и он тоже увидел её совсем иначе, чем мог видеть прежде. Она была соткана из чудесного золотистого света. Этот свет согревал, завораживал и самое главное делал его лучше.

— Крылатый единорог, — восхищенно выдохнула она.

Анины слова заиграли разноцветными красками. Звук обрел цвет и вкус. Илья как слепой, который жил всю жизнь во тьме и вдруг прозрев, с удивлением и радостью открывал для себя то, что было от него скрыто.

Но, как усилилось его восприятие прекрасного в Ане, точно так же усилилось и его ощущение пустоты в этом мире.

В воздухе удушающим газом разливалась отрава. Мир был горький, скрипел на зубах пеплом, пах трупным разложением. От его серой гнили мутило. Мухами в нем кружила бездна, что дожирала остатки прекрасных красок, запахов и звуков.

Илья фыркнул, тряхнув гривой. Он понял, почему Варя поспешила уйти отсюда, не дождавшись их. Эту муку невозможно было выносить. Она просто сводила с ума.

Он наклонился и, повинуясь инстинкту, стукнул по воздуху рогом, выбивая золотые искры. В пространстве образовался проход. Немедля больше ни секунды, Илья устремился в него, утягивая за собой Аню.

Вспышка 14. Ящик

Аня шагнула следом за единорогом, проваливаясь в неизвестность. Ощущение, будто нырнула в ледяную крещенскую купель.

Все тело пронзило раскаленными иголками. Дыхание перехватило. Душа отлетела, а потом нехотя вернулась обратно.

Зима. Крещенские морозы. Компания шумно выпивает на кухне за очередной великий праздник.

После жалостливого рассказа пьяного отца о том, как дочь сгубила любимую жену, едва знакомый приятель по бутылке — дядя Игорь, подбивает всех очистить Аню от грехов святой водой.

Одиннадцатилетнюю Аню тут же вытаскивают из кровати и велят одеваться. То, что отец едва стоит на ногах, не мешает ему сесть за руль. С ними увязывается и дядя Игорь.

Глубокая ночь. Безлюдье. Снег поблескивает в свете звезд. Купель выпилена в форме креста. Отец велит дочери скидывать с себя одежку и нырять непременно с головой.

Аня не умеет плавать. Ей страшно, но отца с дядей Игорем она боится больше. Поэтому послушно раздевается до плавочек. Ветер бьет в худые плечи. Она дрожит. Зубы выстукивают дробь. Босые пятки жжет. Она медлит у деревянной лесенки, не решаясь спуститься.

Отец поторапливает, мол, замерзли, шевелись. Но шевелиться её заставляет липкий, неприятный взгляд дяди Игоря, а не ставшие уже привычными покрикивания отца.

Аня, стиснув зубы, зажмуривается, спешно спускается по деревянной лесенке и проваливается в кипяток. В голове почему-то паникой бьется фраза из конька-горбунка: «Бух в котел — и там сварился!». Ведь она грешница — значит — сварится, а иначе — почему ледяная вода кажется ей такой горячей?

Душа отлетает…

…и нехотя возвращается в пустоту.

Аня находилась в пустоте, хотя не могла даже вообразить её себе. Пустота ощущалась не как внешнее, а как слепое продолжение её самой. Разум дезориентировано пытался нащупать хоть какую-то опору в привычных точках и осях координат, и, не находя её, бился в панической агонии. Должно быть, подопытные, которые носили инвертоскопические очки, позволяющие видеть мир вверх ногами, поначалу испытывали похожие чувства.

Сознание раскачивалось все сильнее, и, когда казалось, что его сейчас затопит волна безумия — Аня неожиданно нашла опору в Илье. Пустота наполнилась им. В ней проявилось его пятно. Сжатый комок паники кардиограммой тахикардийца пульсировал в пространстве.

Аня потянулась к нему, и Илья в свою очередь смог нащупать опору в ней. Он прекратил метаться и успокоился.

Теперь в пустоте вырисовывались едва намеченные очертания его фигуры, раскрашенной какими-то невероятными цветами: тут было много стального и все оттенки синего, начиная от почти черного и заканчивая бледно-голубым.

— Ты как? — обеспокоенно спросил Илья.

— В порядке, — все еще завороженно разглядывая его суть, сказала Аня. — А ты?

Акустика сбивала с толку — слова опускались, как в пустой колодец, а потом эхом возвращались в виде ответов Ильи.