Усмехнулся: при жизни люди в белом намозолили глаза, а после смерти — в черном.
Вот бы обнять ее, поговорить, успокоить. Он сел рядом.
Она переменилась — повзрослела. Захотелось нарисовать её такой — грустной, милой, только волосы он бы освободил из тугого пучка. Аня всегда их прятала, в отличие от остальных девчонок. Но Матфею повезло — когда рисовал ее портрет, появился повод попросить распустить. Волосы были тяжелые, длинные, необыкновенно красивые, как осенние листья. Он видел это только пару раз. А так хотелось увидеть еще.
Уличив момент, когда все вышли, Аня тихонько встала и подошла к гробу, достала из сумки вязанный шарф кофейного цвета и положила с краешку.
— Связала, чтобы тебе там тепло было.
От заботы у Матфея внутри екнуло.
Аня подошла к завешанным шкафам. Оттопырив краешек простыни и, проигнорировав неодобрительные взгляды вернувшихся теток, заглянула на полки с книгами. Пошевелила губами, читая названия на корешках — хоть кому-то интересно, чем он жил. Достала картины (они были в рамках, поэтому их тоже запрятали) и каждую внимательно рассмотрела. Нашла не дорисованный комикс, полистала, заулыбалась. Коснулась патефона. Посмотрела пластинки и игры.
Села, разрыдалась, обхватив голову руками.
Матфей растерялся. Он опять, как и в тот раз, не понимал, что делать с этими слезами. Тогда-то он был жив и нашелся, а что делать сейчас?
В комнату вошел парень. Матфей не знал его. На вид неприятный, хотя полюбас девки от таких писаются кипятком. Сделалось не по себе, замутило. Парень сел рядом с Аней, отчего еще больше не понравился Матфею.
Аня подняла на парня глаза, и во взгляде скользнуло узнавание. Она вся подобралась, как струна, даже, как будто испугалась, что этот тип сел с ней рядом. Зато перестала плакать, но это только усилило беспокойство.
Матфей ненавидел таких, озабоченных лейблами и статусами — тупоголовых мажоров. Аня необычная, она не поведется на смазливое личико и модные тряпки. Она умеет видеть души людей, а у таких уродов — души обычно уродливые.
— Ты знал его? — охрипшим голосом спросила она.
— Не-е, я к тебе.
— Принеси воды, пожалуйста.
— Я, рили, похож на прислугу? — противно растягивая слова, поинтересовался мажор.
— Ты похож на человека, — отстраненно заметила Аня.
— Бинго, по биологическим признакам я принадлежу к виду хомо сапиенс, — насмешливо хмыкнул мажор. — Важное открытие для тебя?
— Мои открытия я оставлю при себе, — сдавленно выдохнула она. — Тебе их не понять.
— Камон, — пожал плечами мажор и добавил, с гаденькой ухмылкой. — Тут рили очень скучно. Я в игре, моя госпожа.
Илья вышел. Аня облегченно выдохнула, встала, подошла к гробу, коснулась губами лба покойника.
Кожу на лбу приятно щекотнуло. Или это только почудилось?
— Люблю тебя. Прощай.
— Не уходи, — попросил Матфей, пытаясь удержать её за руку, но тщетно.
Он двинулся следом за ней в коридор. Им навстречу из кухни вышел мажор с кружкой воды. Кружка с изображением мультиковых Рики и Морти на фоне звездного неба — кружка, которую Сидор подарил Матфею.
В голове щелкнуло. Зрение заглючило, как перед смертью. Весь материальный мир стал призрачным. Аня вспыхнула золотым костром.
Матфей испугался, что она сгорит. Попытался дотронуться. Свет не жег, он был теплый, уютный…. Свет был частью ее самой.
Матфей перевел взгляд на группку людей, что стояли на входе в кухню. В груди у каждого пылали огоньки — у кого — огненным ядром, у кого — маленьким солнцем, но никто так не сиял всем существом, как Аня. Зачарованный этим светом, он не хотел отводить от неё глаз. Ему было по странному хорошо, и, вместе с тем, по странному плохо.
— Зачем ты здесь? Мне это не по душе, — тихо сказала она, взяв кружку у мажора, но из-за того, что руки дрожали, вода расплескалась. — Матфею бы это не понравилось, — её свет всколыхнулся, повеяло холодом.
Матфея пригвоздило к месту, страх пополз по загривку. Ощущения были знакомые. Он взглянул на мажора и вздрогнул. Он уже видел такое дерьмище, совсем недавно видел. Только видеть эту хрень в смерти — это одно, и совсем другое — в живом человеке, который находится рядом с Аней.
— Если ты про парня в ящике, то ему плевать — он труп, ты ж медик, знаешь, что значит труп. Или у тебя и на этот счет есть открытия?
Матфея рвало на части. Одну тянуло к свету, а другую — в дряхлую паутину серости мажора.
— Беги, — попросил он, но Аня оставалась на месте, и он вынужден был оставаться с ней. Оставаться между тем, что он есть и тем, что его нет.
— Что тебе нужно от меня?
Матфею тоже было интересно, что этой твари нужно от Ани, но тварь проигнорировала вопрос.
— Он — тупиковая ветвь эволюции. Оглянись, его хата — немногим лучше дешевого ящика, в котором его закопают. Какая разница как гнить — в земле или на земле?
Матфею хотелось вырубить мразь, но вместо этого мразь вырубала его. Он бы растворился в его серости, но Анин свет держал. И он держался за этот свет, пытаясь придумать, как спасти её.
— Тогда всем пора в землю…
— Тебя заводит эта тема? Хочешь мертвечины? — издеваясь предположил мажор. — Я готов к экспериментам.