Ловушка страсти

Герцог съел легкий ужин в своей комнате. Затем занялся письмами, касающимися его различных поместий, набросал краткие напоминания своим управляющим, банкиру, своему представителю в Роузмонте. Запечатал конверты — письма он отошлет с почтовой каретой.

Одно сообщение было срочным. Он быстро набросал на бумаге свою просьбу, присыпал песком, запечатал сургучом, приложил перстень и вызвал слугу.

— Если вы найдете кого-нибудь, кто бы быстро доставил это письмо в Роузмонт, я вас хорошо награжу.

Слуга не сомневался, что сумеет найти гонца.

Герцог рано появился на приеме, который Эверси устраивали перед балом. «Скромное», по словам Джейкоба Эверси, событие, где собрались местные аристократы и близкие друзья из Пеннироял-Грин, а также несколько друзей из ближайших деревень и из Лондона. Герцога приветствовал Джейкоб и представил всем гостям. С некоторыми из них он уже был знаком: соседи из Суссекса и члены клуба «Уайтс». Другие, особенно местные, были ему незнакомы. Герцог нечасто видел такие низкие поклоны и широко распахнутые глаза. Он был вежлив, хладнокровен, загадочен. Он был именно тем, кого они ожидали увидеть, — легендарным герцогом Фоконбриджем, и это крайне его забавляло.

По правде говоря, он не отводил глаз от лестницы, терпеливо, словно кошка у мышиной норы, ожидая появления Женевьевы Эверси.

Когда же она появилась, он еле ее узнал.

На ней было блестящее шелковое темно-синее платье с большим декольте, рукава, а скорее, лоскутки сетчатой ткани, облегали ее безупречные бледные плечи, словно она спустилась сюда с небес и принесла их частички с собой.

У Женевьевы была длинная шея. Ее выпуклые ключицы соблазняли простотой и белизной, напоминавшей свежевыпавший снег. Единственным предметом, оттенявшим их чистоту, был синий камень на цепочке, падавший в глубокий вырез платья, словно она знала, что ее грудь прекрасна. Блестящие темные волосы были высоко зачесаны, открывая лоб, и в них сверкали крошечные бриллиантовые стразы. Высокая прическа давала возможность увидеть лицо девушки во всей его изысканной простоте: гладкий, бледный высокий лоб, резко очерченные скулы. И вся она элегантная, как веджвудская фарфоровая фигурка, в обрамлении темных волос и живых глаз.

Герцог молча смотрел на нее.

Нельзя сказать, чтобы он был в замешательстве. Просто этот образ Женевьевы Эверси пока не вязался с той тихой девушкой в утреннем платье, с тем вересковым пони, уверенно шагавшим вперед. Словно это были два разных человека или две разновидности одного и того же существа, как времена глагола. Герцог ощущал себя немного мальчишкой, которому надо было изгладить из памяти утренние уроки и начать сначала.

Женевьева заметила его, и ее лицо приобрело решительное выражение. Наступит день, когда она станет более чем снисходительной к нему, подумал он.

— Добрый вечер, ваша светлость.

Женевьева склонилась в реверансе.

— Добрый вечер, мисс Эверси. У вас звезды в волосах.

Зачем он это сказал? Герцог и сам был ошеломлен. Это получилось совершенно неожиданно. На Женевьеве были темно-синие облегающие перчатки выше локтя. Она прикоснулась к своим волосам.

— Как пожелаете. Однако моя служанка называла их по-другому.

Свечи в настенных канделябрах и люстры выставляли всех гостей в выгодном свете, не исключая и герцога. И платье Женевьевы заколыхалось, словно вода под луной, когда она сделала шаг. Герцогу очень нравились ее тонкие, серьезно сдвинутые брови.

Женевьева исподтишка оглядела шумный зал и раскрыла веер, словно птица оперение. Видимо, она приготовилась к бегству.

— Они прелестны, — продолжал герцог, потому что это было правдой, и к тому же он не мог остановиться на фразе «у вас звезды в волосах», которая больше походила на странное обвинение, нежели на комплимент.

Он вдруг понял, что ему больше нечего сказать, что было очень на него не похоже.

И как обычно, Женевьева не собиралась ему помогать. Она оглядывала комнату, замышляя побег и пытаясь делать вид, будто ничего не происходит.

— Они не вьются, — наконец пробормотала она. — А я так хотела бы иметь вьющиеся волосы.

Она порывисто коснулась рукой волос. У нее был смущенный вид, словно она тут же пожалела о сказанном. Женевьева прикусила нижнюю губу.

— Зачем вам вьющиеся волосы?

Удивление герцога было искренним. Он вспомнил свою жену, обсуждающую перед балом со служанкой, как лучше уложить волосы. Они обе пристально смотрели в зеркало и говорили, не умолкая и темпераментно жестикулируя. Такое чувство, словно они вели серьезные переговоры.

Женевьеву удивил вопрос герцога.

— Наверное, потому, что они не вьются.

Похоже, ответ поразил ее саму, и она рассмеялась над его нелепостью.

Герцога ошеломила глубина ее слов.

— Полагаю, мы все стремимся получить невозможное. И порой добиваемся того, что вполне способно подарить нам удовольствие.