Герцог небрежно зажал рукав Женевьевы, и его рука отправилась в путешествие по ее руке к лицу. Он сосредоточенно нахмурился, осторожно, не спеша проводя пальцами и лаская шелковистую кожу ключиц, поднимаясь к шее, где бешено бился пульс.
Пальцы герцога задержались там на несколько секунд, потом скользнули по подбородку, по губам и замерли.
«Я хочу, чтобы ты лежала рядом обнаженная».
И чтобы у Женевьевы не оставалось больше сомнений в том, что и она хочет того же, герцог легкими прикосновениями оживлял ее тело и напоминал каждой ее клеточке об обещании близкого наслаждения.
Боже правый!
— Это же мисс Женевьева Эверси, — тихо произнес герцог.
И только тогда оба заметили, как притихли гости. Настороженные взгляды устремились на герцога и Женевьеву, гости недоумевали, стали ли они свидетелями чего-то недозволенного или же герцог просто очень бережно относился к мисс Эверси.
— Дай ему шиллинг, Дженни! — весело приказала Миллисент.
Герцог снял повязку и передал ее Оливии, а сам вернулся на свое место в углу комнаты.
И Женевьева, и герцог знали, что он выиграл больше, чем простую игру в жмурки.
Когда позже Женевьева поднялась в свою комнату, меньше всего она думала о сне. Она беспокойно расхаживала от стены к стене и смотрела на часы. Как нарочно, время тянулось мучительно медленно.
Однако ничто не способно замедлить вращение Земли, и полночь наконец наступила.
Женевьева спустилась вниз.
На этот раз она нашла герцога в библиотеке, но он не стоял у окна, глядя в темноту. Он был в дверях, высматривая ее в прихожей, и Женевьева сразу заметила его.
— Вы меня искали, мисс Эверси? — тихо спросил он.
Женевьева была так взволнована, что не смогла ответить и лишь прикусила губу.
Он улыбнулся:
— Возможно, вы пришли сюда в поисках интересного собеседника? Хотели поговорить об искусстве? Позвольте заметить, теперь я знаю о нем чуть больше, чем до своего приезда сюда.
— Неужели?
Женевьева была слишком удивлена, и поддразнивания герцога ее не рассердили.
— На днях я провел в библиотеке около часа. У вас примечательная коллекция книг. Мне хотелось на нее посмотреть.
— Зачем?
— Зачем я проводил время в библиотеке? Она пробудила мое любопытство.
Слова герцога обволакивали Женевьеву, словно горячее прикосновение. Она не могла справиться с волнением. Однако у нее появилось подозрение, что герцог просматривал книги, чтобы побольше узнать о ней.
— Отчего же? Что именно вы узнали?
— Я прочитал, что Боттичелли написал картину «Венера и Марс», на которой бедняга Марс лежит без сил, обнаженный, после того как Венера позабавилась с ним, а на картине Веронезе Венера, наоборот, обнажена, а Марс одет. Лично я предпочитаю второй вариант.
— Но вы ведь это уже знали. Вы вообще интересуетесь искусством?
— Я интересуюсь крикетом, — ответил герцог после минутной паузы.
— И все?
Женевьева улыбалась.
— Я люблю собак, люблю лошадей, охоту и хорошие вина. Также я люблю путешествовать, читать книги по естественным наукам, играть в шахматы, ловить рыбу, зарабатывать много денег и заниматься любовью с красивыми женщинами. Мне нравится беседовать с вами, смотреть на вас. Я прочел книгу об искусстве и попытался пробудить в себе интерес к свету, форме и тому подобному. И все же предпочитаю я видеть на вашем лице отблески огня камина.
Никогда прежде Женевьева не слышала подобного описания, которое ей так понравилось бы, хотя она не могла объяснить толком почему. В какой-то мере герцог был больше художником, нежели люди, громко заявляющие о своем интересе к искусству, такие, как Гарри и она сама, люди, которые не могут просто смотреть на картину; а анализируют ее. Все указывало на это: как он смотрел на мир, какие слова подбирал, как прикасался к ней.
Пока она размышляла, пальцы герцога уже дотронулись до ее шеи, до шелковистой, гладкой, бледной кожи.
— Итак, вы собираетесь показать мне, на что вы способны, Венера? — прошептал он.
У Женевьевы по-прежнему не было слов для подобных чувственных разговоров. Она жадно впитывала его прикосновение.
— Я сказал вам, чего хочу. Насколько далеко вы желаете зайти, Женевьева?
Герцог говорил серьезно.
— Как я могу честно ответить на ваш вопрос, если не знаю ничего?
— Вы не так уж наивны.
Очень романтично.
— Невозможно оставаться наивной, когда живешь с братьями, которые постоянно обсуждают эти дела, и в окружении животных, спаривающихся на глазах у всех.
— Поверьте, это намного прекраснее, чем спаривающиеся лошади и собаки.
— Охотно верю, учитывая то, что мои братья не раз рисковали из-за этого жизнью.
Герцог улыбался. Его пальцы продолжали поглаживать Женевьеву, но на лице появилась улыбка. Она заметила, что он находил ее забавной и даже, она не побоялась этого слова, очаровательной.
Ему нравилось беседовать с ней.
Ей стало смешно.
— Уверяю вас, женщины тоже не раз рисковали ради этого жизнью.
Сердце Женевьевы учащенно билось, и она была уверена: герцог чувствует его удары. Все ее тело было напряжено, настойчиво требуя его прикосновений. Волоски на шее сзади и на руках встали дыбом, соски напряглись.
— Вы боитесь, Женевьева?
— Нет. Вам нравится произносить мое имя.