Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней

Имя, которое Токвиль дал своим страхам, – «фатализм». Он боялся того, что жители демократической страны будут плыть по течению, «предпочтя безвольно подчиниться своей печальной судьбе, нежели признать необходимым и совершить резкое, энергичное усилие с целью переломить ее ход» [Токвиль, 1992, с. 466]. По его мнению, есть две причины, склоняющие демократии к фатализму. Первой являлись очевидные доказательства того, что история на стороне демократии. Пейн был прав: мир и в самом деле двигался к демократии, а это значит, что Америка была впереди этого движения. Токвиль не считал это философской спекуляцией или проявлением тщеславия американцев, но научным фактом. Он писал, что увидеть в демократии судьбоносный процесс несложно: «Для этого нам достаточно наблюдать за привычными природными процессами и улавливать постоянно действующую тенденцию развития событий» [Там же, с. 29]. Тенденция к формированию того, что Токвиль называл «равенством условий», была неумолимой. Традиционные политические элиты были сметены идеей, согласно которой ни один человек не рожден властвовать над другим. Ничто не могло встать на пути у этой идеи, а это в конечном счете означало, что ничто не может встать на пути демократии.

Таков был план, предначертанный самим провидением. «Желание сдержать развитие демократии, следовательно, представляется борьбой против самого Господа», – писал Токвиль во «Введении» к «Демократии в Америке» [Там же, с. 30].

Вторая причина, по которой демократии часто склонялись к фатализму, заключается в том, что это знание об их привилегированной позиции в общем устройстве бытия требовало взгляда со стороны. В краткосрочной перспективе демократия часто выглядела так, словно бы она двигалась в сторону, противоположную историческому прогрессу, – она представлялась неустойчивой, ненадежной, неэффективной. Вы должны были поверить в будущее. Это значило, что несмотря на сильные стороны демократии, вы не обязательно увидели бы их в той или иной политической ситуации. Жить при демократии значило отдаться силам, недоступным для вашего непосредственного восприятия. Вряд ли было что-то удивительное в том, что люди, поставленные в такие условия, чувствовали себя немного беспомощными. Их судьба находилась в надежных руках, но было неясно, находится ли она в их руках. В действие вступала некая более значительная сила. Успешная демократия обладала таковой, поэтому люди могли чувствовать себя совершенно незначительными.

Однако демократический фатализм не всегда приводил к пассивности и несостоятельности. Если вы знаете, что история на вашей стороне, но вне вашего прямого контроля, вы можете отреагировать двумя способами. Вы можете пожать плечами и подождать, пока все само не устроится. Либо вы можете отбросить предосторожность, поскольку вы уверены, что будущее гарантировано независимо от того, что вы делаете. Гениальность Токвиля заключалась еще и в том, что он смог увидеть, как демократический фатализм совмещался не только с безрассудством, но и с безропотностью. Более того, он понял, что иногда между ними трудно провести различие.