Ловушка в Волчьем замке

– Таки нет, как говорят в Одессе, где я родился.

– Как же вы попали сюда, в замок?

– Нет повести печальней в этом мире, чем повесть об увлечениях молодости. Это долгий и совсем не веселый рассказ. Я его приберегу для следующего раза. А пока надо работать!

Ефим Натанович снова взялся за старинный фолиант, а Тимош по его виду понял: продолжать расспрашивать его бесполезно. Он вышел в коридор и позвонил Марте.

– Ты не можешь навести справки о Ефиме Натановиче – кто он и откуда?

– У тебя есть на его счет подозрения?

– Пока это только интуиция, да и синдром Агаты Кристи срабатывает.

– А что это такое и какое отношение имеет к архивариусу?

– Я увлекался детективами Агаты Кристи. Вначале мне было сложно разгадать, кто же убийца в очередном ее романе. Затем я вывел закономерность: убийцей у нее оказывался человек, который в силу определенных обстоятельств ну никак не мог быть им. После этого я без труда вычислял убийцу еще в начале романа и лишь ломал голову над причинами, толкнувшими его или ее на преступление.

– Детективные романы имеют отношение к здешним убийствам?

– Не исключено, что убийца хладнокровно идет на новые преступления, потому что уверен: он по каким-то причинам вне подозрений. Известно, что убийца – человек, обладающий незаурядной силой. Кто из мужской половины обитателей замка менее всего похож на убийцу? И почему всегда осторожный банкир отправился на встречу ночью в уединенное место всего с одним охранником, если даже днем их при нем всегда было несколько? Я бы обратил внимание на двоих – архивариуса и сиделку Машу.

– Твоя версия имеет право на существование, хотя я не могу представить, как довольно хилый архивариус смог одним ударом уложить здоровяка Вилкаса или расправиться с телохранителем банкира, который был профессионалом высокого класса? Сиделка Маша физически более крепкая, но она вряд ли справилась бы с телохранителем. Если применить метод Агаты Кристи, самой подозрительной из не вызывающих подозрения является ихтиолог Валентина Сергеевна. Не важно, как она выглядит, внешний вид обманчив. Она мастер спорта по спортивной гимнастике! Я как-то видела, какие она чудеса выделывает на брусьях и турнике. Там знаешь, какая сила нужна!

– Ну ты и придумала! Давай говорить серьезно. Ты не учитываешь фактор неожиданности и непредсказуемости поступков, состояние аффекта.

– Должен быть мотив, а его нет.

– Это только на первый взгляд, а если покопаться в прошлом архивариуса и сиделки, может, что-то и найдется.

– Я считаю, что это фантастическая версия, но попробую что-нибудь разузнать о них. Чем черт не шутит, когда Бог спит!

Тимош вернулся в библиотеку и предпринял несколько попыток разговорить словоохотливого архивариуса, но тот был на удивление немногословен и уходил от вопросов, даже косвенно касающихся его прошлого. В конце концов Тимош оставил его в покое. Он решил развлечься – написать новый портрет Раудонаса Вилкаса в стиле сюрреализма и взял за образец картину Дали «Исчезающие образы»[36]. Тимош задумал портрет как двойственную картину. Зритель должен будет различить черты Раудонаса и под другим углом зрения увидеть само материализовавшееся Проклятие, которое легло на род Вилкасов.

В виде кого или чего изобразить Проклятие? Слово «проклятие» среднего рода, поэтому фигура должна будет напоминать и мужчину, и женщину. Скорее всего, юную девушку и одновременно юношу, в фигурах которых, еще не до конца сформированных, не так заметны половые различия.

Увлекшись, Тимош сделал в альбоме с полдесятка набросков, но так и не достиг желаемого эффекта. Никак не давалась усредненная, без гендерных различий, фигура Проклятия. То она выходила похожей на угловатую фигуру Моник, то в ней явственно проявлялись мужские характерные черты, и Тимошу виделся ненавистный Жерар. Когда он попытался их как-то объединить, у него возникло ощущение, словно он своими руками укладывает Моник и Жерара в одну постель.

«А ведь так и случилось. Зачем я приехал сюда, погнавшись за иллюзией богатства, бросив любимую? Богатство Вилкаса, как мираж, манит меня, имея обманчивое свойство горизонта – до него никогда не дойдешь! Надо немедленно вернуться во Францию! Вернуть Моник! Лена поможет с деньгами на обратный билет». И тут ожил внутренний голос: «Глупец! Бросить все и уехать, когда богатство – вот оно, лишь руку протяни? По завещанию ты единственный наследник Вилкаса! И по крови! Если уедешь, мерзавец Прохоренко все заграбастает, и потом через суды годами будешь добиваться справедливости. Впрочем, какие суды? У тебя на них нет денег! Нищий ты никому не будешь нужен, и в первую очередь Моник. Зато с миллионами Вилкаса ты сможешь вернуть ее».

– Мой юный друг, вижу, вы серьезно взялись за написание портрета, – послышался за спиной голос архивариуса. С минуту помолчав, возможно, переваривая увиденное на альбомном листе, Ефим Натанович продолжил: – Не скажу, что новое решение портрета меня умиляет и что оно лучше предыдущего, но я человек из прошлого времени и мне больше нравится, когда все по старинке. Возможно, я чего-то недопонимаю.