Арман перекинулся человеком, укутался в плащ, морщась от многочисленных ран, и посмотрел на стоявшего перед ним на коленях Нара. Нар никогда не противился воле своего архана, не мог. Не мог и подумать об измене, значит, почему-то считал, что он все сделал правильно, правильно для Армана. Только его «правильно» было очевидной ошибкой. Или же влиянием целителя судеб. Как бы там не было, но допустить повторения непослушания Арман не мог, ведь если Нар не будет подчиняться своему архану... второй ошибки они оба могут не пережить.
Мир мог себе позволить обольститься этим проклятым мальчишкой, Нар, увы, нет.
Потому Арман начал с:
— Еще раз ослушаешься, я разорву нашу привязку.
Нар дернулся, будто получил кнутом по плечам. Арман знал, что был для Нара целой жизнью. Как любой архан для своего хариба. Знал, что Нар больше никогда…
Но и наказание должно быть.
— Ты не обратишься к целителям до рассвета, — сказал Арман. — Вытерпишь все сам. И если ослушаешься на этот раз… я разорву нашу привязку уже завтра.
— Да, мой архан.
Телохранители исчезли из сада, забирая с собой принца. Смотреть на наказание хариба им было неинтересно. Тишина… упала где-то рядом снежная шапка, запах талого снега тревожил ноздри, и Арману, пожалуй, не совсем хотелось наносить удар. Ни первый, ни последующие.
Нар молчал. Даже когда хрустнули, ломаясь ребра, молчал. И когда Арман сломал ему руку, и когда выбил несколько зубов. Молчал. А попробовал бы хоть пискнуть! Тяжело дыша, он лежал на окровавленном снегу и смотрел глазами побитой собаки, но и это ему не помогло. В Армане не было ни капли жалости.
То, что сделал сегодня Нар, непростительно. И пусть скажет спасибо, что Арман не прогнал его уже сейчас.
Осмотрев хариба и убедившись, что тот доживет до рассвета, Арман приказал замку перенести Нара в свои покои и наблюдать за ним… а сам позвал виссавийцев, вывел синяк от удара Мира и, с неожиданным трудом переодевшись без помощи хариба, отправился в город. Надо было приказать привести Майка. И осмотреть посты. И убедиться, что все готово для завтрашней казни. Зир выполнил свою часть договора, пора и Арману выполнить свою.
Дверь… он сидел за этой дверью так долго… уткнувшись лицом в колени слушал, как там за тяжелой, увитой рунами створкой, шуршала и перетекала жизнь. И не хотел туда. Там страшно. А темнота вокруг такая нежная… и Ви… Ви часто приходит. Садится рядом, прижимает к себе, что-то шепчет в волосы. Ви хорошая. Ви никогда не обманывает. Ви говорит, что скоро ему придется выйти, что там уже все изменилось, и там хорошо, и что он там нужен… но он не хотел. Он не помнил толком почему, просто не хотел.
А потом дверь отворилась… и за дверью встал он… весь в крови, в глазах плещется боль… он не вошел, вполз внутрь, упал рядом и свернулся клубком. Он не плакал, взрослые не плачут. Он просто спал, будто знал, что тут можно.
Тут на самом деле можно, тут хорошо прятаться. Ото всех. Только дверь-то так и осталась открытой. А из-за двери льется белый свет. И Ви снова рядом, обнимает за плечи, говорит, что надо идти, что там что-то важное, что надо сделать, что пора становиться сильным… взрослеть.
Он не хотел взрослеть.
Но Ви прошептала, что человеку, спящему рядом, больно. И что ему можно помочь… но там, за дверью. И Рэми, вздохнув, пошел.
И вмиг пожалел, что пошел. Там было страшно. Кружится голова. Болью вспыхивают внутри искры, давит к кровати слабость и так не хочется отпускать неясный сон. Где мама? И брат… почему его нет рядом… Дядя…
Он не хотел думать о дяде… и о брате почему-то не хотел… холодный яростный взгляд. Удар в лицо, Приговор… что он сделал, почему на него так злятся! Почему его бьют… Голова как болит…
Тягостно. Вспыхивает в груди при каждом вздохе, и поддаться бы, утонуть в ласковом тумане, да кто-то не дает… Учитель? Ви? Тянет упрямо вверх, ведет сквозь пелену сна к свету, заставляет дышать глубже, ровнее. Ощутить болезненность кожи, жадно глотнуть воздух, задыхаясь, содрогнуться от кашля.
— Ир! — выдохнул он. — Помоги мне, Ир! Ви? Пожалуйста!
— Тише, тише, — мягко уговаривает тихий голос.
Чужие руки прижимают ко рту платок, смоченный в едкой жидкости. Ненадолго резкий запах обжигает внутри болью, зато проходит кашель, и чьи-то заботливые руки помогают опуститься на подушки.
— Спокойнее. Не двигайтесь... дайте себе время...
Осторожно, еще не веря, что боль прошла, он открыл глаза и удивленно заморгал. Он не знал этой комнаты. Никогда такого не видел и не хотел видеть. Просторная, много зеленого… будто лес какой-то. Стены увиты густыми ветвями, и кажется, что этих стен и нет вовсе, в углу так оглушительно громко журчит вода. Странный лес, чужой, и в ветвях что-то шевелится.
— Я боюсь! — выдохнул он. — Боюсь, не хочу! Там что-то есть!
Крикнул и показал в зеленые ветви над головой. Человек с зелеными глазами удивленно вздрогнул, потом посмотрел внимательно и прошептал:
— Ты же заклинатель, тебя же слушаются животные, не говори мне…