С интересом посмотрел на них Лерин, так же промолчал принц, а мальчонка опять же не выказал ни капли удивления и стыда, лишь коротко кивнул и безропотно позволил харибу помочь себе подняться, снять с себя тунику и отвести к ожидавшей в нише, наполненной ароматной водой ванне. Так же спокойно и уверенно он вошел в теплую воду и сел в ванне и ни капли не удивился, когда хариб намылил ему волосы и мягко нажал на низ челюсти, прося запрокинуть голову.
Кадм усмехнулся и встал рядом. Это оказалось гораздо интереснее, чем он даже думал.
— Я слишком слаб, да? — спросил Рэми, не открывая глаз, когда хариб осторожно смывал пену с его волос. — Ты ведь воин, правда? Я тоже должен стать воином?
Как быстро понял. Будто читал как по ладони их души, пусть даже и тщательно закрытые щитами. Будто смотрел на них этими удивительными, полными наивности и в то же время силы, глазами, и видел насквозь, вместе со страхами и сомнениями. И от его чистоты Кадм на миг почувствовал себя грязным, а руки свои, руки воина, испачканными в крови. Но лишь на миг, потому что знал: в этом мире все не могут быть милосердными и кому-то приходится бить. Вырывать свою жизнь, свою судьбу из чужой пасти с кровью, и чуть более взрослый Рэми, судя по всему, об этом знает.
Иначе не предпочел бы все забыть и спрятаться.
Вопрос только — от кого на самом деле спрятался? Кто мог ему угрожать, да так, чтобы стереть уверенное бесстрашие из его глаз? И кто позволил угрожать высшему магу? Если только…
— Расскажи мне, малыш, — осторожно спросил он, садясь на край ванны, — расскажи об Аши.
— Я никогда и никому не рассказывал об Аши, — опустил взгляд Рэми, и Кадм насторожился: значит, знает мальчик о своей второй душе.
А это уже дивнее некуда, ведь вторая душа в телохранителях просыпается лишь после сложного ритуала привязки, которого Рэми никогда не проходил. Да и не столько просыпается, сколько растворяется в душе носителя, дарит свою силу, свою мудрость, а Рэми и Аши были, казалось, отдельно, и, в то же время вместе.
Такого Кадм не видел никогда, даже не знал, что подобное возможно. Но и то, что об Аши никто не знал, успокоило: значит, Рэми спрятали не из-за его судьбы проклятого телохранителя. Хотя бы это.
— И никто о нем не знал?
— Лишь Ви… — ответил Рэми, усаживаясь в ванне и поджимая к груди колени.
— Кто это Ви? — тихо спросил Кадм.
Рэми улыбнулся мечтательно, положил подбородок на колени и слегка поежился, когда хариб начал намыливать ему плечи.
— Ви это Ви, — сказал он. — Она хорошая. Добрая. Она всегда была. И никто ее не видит, кроме меня... — Призрак? Игра воображения мальчишки? — Она сказала, чтобы я помог Аши, тогда я смогу помочь дяде.
— Почему дяде надо помогать? — продолжал спрашивать Кадм, осторожно, стараясь не выдать ни своего интереса, ни своей тревоги.
— Дядя… — Рэми вдруг перестал улыбаться, обнял колени руками и задрожал. Мир шагнул к ванне, но остановился, когда Рэми продолжил, все так же дрожа, срывающимся в плач голосом: — Он хороший! Он меня любит! Но иногда… он такой злой. И… я его боюсь… очень боюсь… и он сильный… никто его не может остановить… даже Ви…
И увидев, что сейчас мальчик не на шутку встревожится, и, что хуже, может выпустить уже и без того полыхающую в его глазах силу, Кадм оборвал его, спросив:
— Как ты помог Аши?
— Но это же просто, — поднял на него удивленный взгляд Рэми. — Я впустил его в свою душу.
Кадм похолодел. Впустил? Одного из двенадцати можно впустить в свою душу? Не родиться с ним?
А тем временем Рэми добавил, все так же срывающимся голосом:
— Я хочу увидеть Ира.
Кадм тоже хотел, ведь происходящее запутывалось все больше. И былой учитель очень даже мог помочь это все распутать. Вопрос — захочет ли? И жив ли он? Ведь Кадм никогда не слышал о высшем маге по имени Ир, а такого, как Рэми, меньше чем высшему бы не доверили.
— Может, позднее… — ответил Кадм и вздрогнул от боли в детском взгляде.
Рэми явно что-то не договаривает. Но и ломаться, вроде, не собирается, так что лучше пока к нему не лезть. Захочет, сам расскажет. А уж Кадм постарается, чтобы захотел.
Из ванны он мальчика принял сам. Завернул в простыню, вновь поднял на руки и поставил посреди спальни. Вытер как следует и все так же не мог надивиться этому глубокому, совсем не по-детски понимающему взгляду, в котором билось, не находило выхода синее пламя. И щитов у Рэми не было, будто это чудо-дитя еще никто и не думал научить закрываться. И эта доверчивость… ласковая и уверенная, его внимание, неотступное и всепонимающее, от которого становилось не по себе, и тонкие детские пальцы, вдруг сомкнувшиеся на рукояти кинжала Кадма.
Телохранитель позволил Рэми обнажить оружие. Позволил услышать разочарованный плач магического клинка, который искал и не мог найти истинного хозяина, и Рэми аккуратно провел пальцами по лезвию, как бы проверяя его остроту. Клинок услышал мгновенный приказ, и мальчика не ранил, а Кадм осторожно отнял кинжал у Рэми, вновь убирая его в ножны:
— Лучше не трогай чужое оружие. Мое не трогай без моего разрешения никогда. Слышишь, Рэми?