Лоза Шерена. Братья [СИ]

Он был маленьким и счастливым. Заливало солнце луг, покачивались ромашки, и Рэми бежал, бежал по траве, разгонял кузнечиков и так боялся опоздать… Не догнать идущей по тропинке мальчишеской фигуры. И вдруг что-то подвернулось под ногу, и Рэми упал, пропахав ладонями по чертополоху. Стало больно и обидно. Кто-то крикнул что-то за спиной, но тот мальчик, что шел впереди, был быстрее. И родные руки прижали к себе крепко, и окутал их обоих аромат жасмина…

— Не ушибся? — в знакомом с детства голосе дрожало беспокойство. И, несмотря на то, что ладони жгло от боли, Рэми впился в тунику Ара и шепнул:

— Нет.

* * *

— Ар? — прошептал Рэми, сжимая амулет и задыхаясь от льющейся от магической вещички силы.

— Отдай! — вмешался Урий. — Вижу, что жива твоя память, просто глубоко запрятаны те воспоминания, которых выпускать ты упрямо не желаешь…

— О чем ты? — непонимающе спросил Рэми, отдавая амулет Урию. Но колдун, хоть амулет и взял, но на вопрос опять не ответил. А Рэми на этот раз и не настаивал.

— Этот амулет сделан для важного человека, Рэми. Есть у нас в городе один дозорный… зовут его Арманом. И вы ведь уже встречались, не так ли?

Рэми вздрогнул, и морозный холод с улицы продрал до костей. Еще как встречались. Значит, Рэми не ошибся, и амулет его…

— Глава северного рода, гордый до жути, — продолжал Урий. — Но мужик справедливый, понятливый, судьям зазря не отдает, и на том спасибо.

— Почему ты о нем вспомнил? — задумчиво спросил Рэми, отказываясь отдавать магическую вещицу.

— Заказали Армана.

Слова дошли до разума не сразу. А когда дошли, воздух вдруг сгустился, и Рэми на миг покачнулся. Армана вновь хотят убить? Ну и что? Только дышать легче не становилось, а Аши почему-то молчал и не спешил вмешиваться. А где-то внутри приоткрылась вдруг укутанная рунами дверь и оттуда поманило таким холодом, что Рэми вмиг пришел в себя и смутился, когда понял: все это время учитель молчал, смотрел внимательно и будто ждал чего-то…

— За что? — выдохнул Рэми раньше, чем понял, насколько глуп этот вопрос. И сразу же пожалел, отворачиваясь. Он сам выбрал держаться от Армана подальше, вычеркнуть и его, и Мира из своей жизни, так что достаточно! Всем не поможешь… Всех не спасешь! А Арман взрослый сильный мужчина, воин, сам справится.

— Откуда я знаю, — пожал плечами Урий. — Но я знаю другое…. Раз в году, в праздник первого снега, Арман напивается до отключки. Все об этом знают. Как и о том, что отряд в этот день со старшого глаз не спускает, чтобы тот куда не влип… Хоть Арман о слежке даже не знает.

— И… — выдохнул Рэми, на миг задумавшись.

Что за боль жрет сильного и гордого дозорного в этот день? Да еще настолько сильная, что надо утолять ее вином…

— В такие дни он идет в дом веселья, заказывает целый зал и пьет до умопомрачения. Только мужик он сильный, и пьяный умеет быть опасным. И разума никогда не теряет. А в этот раз потерял. Вспылил на девчонку-рабыню, да и не заметил, как свой драгоценный амулет потерял… Слышал я, что вещичка эта была последним подарком его погибшего брата и что, проспавшись, Арман за амулетом сам пришел. Все углы в доме веселья облазил, слуг опросил, да амулета не отыскал… Что и понятно. В тот день в доме веселья был один наш друг. Как он там оказался, дело десятое, но вещичку он подобрал. Хотел было Арману вернуть, да вот только забывал как-то. А как пришел заказ на дозорного… вещичка та перепала мне.

Почему слушать это так больно? И стыдно? И в то же время сладко… Будто знал Рэми, кого и что оплакивает Арман в тот день, будто это знание грело душу… но греть не могло. Не могло быть хорошо, когда кому-то плохо, а было. И вновь приоткрылась закрытая намертво дверь, а Рэми сжал зубы, отдаваясь под власть нового видения:

* * *

Льется через окна лунный свет, бьет по глазам. Обжигает белоснежный свет из родных глаз:

— Пойдешь со мной, Нериан, — голос родной и чужой, вновь неверие… Этого не может быть…

— Нет, не могу… Не хочу! А-а-а-ар!!!

Удар. Неверие… Разве так может быть? Кровь на губах, тихий стон, и вновь удар об стену… Больно… Почему ты мне делаешь больно, дядя!

* * *