Читаем Ложь полностью

— Не говори «а значит» таким тоном, — огрызнулась я. — Лоренс, я не детектив. Нет у меня подобных навыков. Ответь сам. Пожалуйста.

— Нет. Я хочу услышать ответы от тебя. Неужели не понимаешь, как это важно?

— Нет.

— Послушай, если я добьюсь ответов от тебя и они совпадут с моими выводами, то мы будем точно знать, что это не безумие. Я имею в виду свои предположения. Ну, попробуй. Попробуй ответить. Пожалуйста.

— Я забыла вопрос.

— Вопрос такой: если Найджел Форестед звонил в полицию, а они — потом — заехали не в ту гостиницу… в частности, потому что не знали, о чьем трупе шла речь… о чем это тебе говорит?

— О том, что Найджелу Форестеду нельзя доверять передачу сообщений.

Это сказала Петра. Она прошла с террасы в комнату, произнесла эту фразу и исчезла на кухне.

Я взглянула на Лоренса.

— Знаешь, она права.

— К черту Петру! Ответь сама, Ванесса!

Его резкость поразила меня, но я быстро справилась с собой и сказала:

— Это говорит… что они, вероятно, ожидали найти труп в каком-то другом… Они ожидали, что если труп вообще был, то они найдут его возле «Пайн-пойнт-инна».

— В точку! — воскликнул Лоренс. — Да. В самую точку.

— Но почему?

— Подумай о Найджеле.

— А надо?

(Если бы Лоренс засмеялся!)

— Надо. Кто он такой? Чем занимается? Каким образом он изложил полиции, что именно произошло?

— Спесивый мелкий чиновник из канадского дипкорпуса.

Вошла Петра, села и добавила:

— Напыщенный осел.

Лоренс все еще игнорировал ее.

— Прежде чем появиться перед полицией, Найджел переоделся, — сказал он. — Белый костюм напялил. Напустил на себя такую важность, что они отвели его в сторонку и…

— …обращались с ним так, будто он более чем достоин их доверия, — докончила я.

Мы прямо воочию видели Найджела Форестеда, его выход на пляж в образе мистера Форестера.

— Что он говорил им по телефону, Ванесса, как ты думаешь? Я пас.

Я молчала.

— Если они поехали не в ту гостиницу, — заметила Петра, — то он, должно быть, забыл им сказать, откуда звонит.

— Забыл? — На сей раз Лоренс не выказал раздражения — ни ее присутствием, ни ее репликой.

— Ну, если он такой спесивый, напыщенный осел, — пояснила Петра, — то с него вполне станется полагать, что им наверняка известно, откуда он звонит.

— Может быть, хотя и сомнительно, — обронила я.

— Продолжай, — сказал Лоренс. — К этому можно вернуться позднее. Давай-ка потолкуем насчет того, что они не знали, о чьем трупе идет речь. Вопрос такой: пусть даже Колдер Маддокс умер своей смертью, но готов ли Найджел Форестед, этот важный дипломат, так прямо и сообщить?

— Нет, — ответила я. — Тут я уверена на все сто процентов. Регламент, которым он руководствуется, определенно запрещает обсуждать по телефону личность пострадавшего. Особенно если это — националы.

Петра неожиданно расхохоталась. Я сердито посмотрела на нее и докончила:

— …но значимая фигура.

Петра пожала плечами.

— Я думала, ты скажешь: национальное достояние.

Я вернулась к начатому портрету Найджела, втиснувшегося в душную парилку телефонной кабины. Описала, как он следил за Джуди, портье, желая убедиться, что она не подслушивает. Ведь как-никак мы имеем дело с человеком, который семью бросит, чтобы спасти портфель с документами, и для которого на первом месте протокол и самосохранение. Такой человек безусловно сочтет необходимым утаить имя покойного, но, с другой стороны, — Найджел есть Найджел! — наверняка подчеркнет его значимость. Значимость покойного придавала вес его звонку, а следовательно, и ему самому.

— Ну хорошо, — сказал Лоренс. — Теперь позволь мне сделать еще один шаг. Допустим, Найджел сообщил полиции что-то вроде: Срочно пришлите наряд, я настаиваю, потому что у нас тут скончалась очень важная персона. На пляже. Если соединить это с их заявлением (мы заехали не в ту гостиницу) — что же тогда получается?

— То самое. Полуторачасовое опоздание, — подытожила я.

Петра скинула туфли и с видом эксперта, которому известно то, о чем другие могут лишь догадываться, произнесла:

— Они поехали в «Пайн-пойнт-инн», поскольку там действительно находится некто, чья смерть — имей она место — гарантировала бы появление трех полицейских экипажей вкупе с самим начальником полиции. Причем без единого звука…

Мы воззрились на нее.

— Ну как же, — сказала она. — Это чистая правда. Я тут никаких сирен не слыхала. В смысле, когда они ехали к «Пайн-пойнт-инну».

Лоренс молчал. Я тоже.

А Петра, как ни в чем не бывало, продолжала:

— Когда же они обнаружили ошибку и двинули по пляжу к «Аврора-сэндс», сирены работали на полную мощность.

— Давай дальше, — сказал Лоренс очень тихо.

— Что значит «давай дальше»? — спросила Петра. — Я же сказала вам, что произошло.

— Нет, не сказала, — возразил Лоренс. — Ты не объяснила, почему они добирались целых полтора часа.

— У меня нет ответа. Пусть кто-нибудь другой объясняет.

— Ладно, — сказал Лоренс. — По-моему, тут есть какая-то связь с важной персоной из «Пайн-пойнта».

Перейти на страницу:

Все книги серии Иллюминатор

Избранные дни
Избранные дни

Майкл Каннингем, один из талантливейших прозаиков современной Америки, нечасто радует читателей новыми книгами, зато каждая из них становится событием. «Избранные дни» — его четвертый роман. В издательстве «Иностранка» вышли дебютный «Дом на краю света» и бестселлер «Часы». Именно за «Часы» — лучший американский роман 1998 года — автор удостоен Пулицеровской премии, а фильм, снятый по этой книге британским кинорежиссером Стивеном Долдри с Николь Кидман, Джулианной Мур и Мерил Стрип в главных ролях, получил «Оскар» и обошел киноэкраны всего мира.Роман «Избранные дни» — повествование удивительной силы. Оригинальный и смелый писатель, Каннингем соединяет в книге три разножанровые части: мистическую историю из эпохи промышленной революции, триллер о современном терроризме и новеллу о постапокалиптическом будущем, которые связаны местом действия (Нью-Йорк), неизменной группой персонажей (мужчина, женщина, мальчик) и пророческой фигурой американского поэта Уолта Уитмена.

Майкл Каннингем

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза